Описание судебных процессов, занимающее довольно большое информационное пространство «Хроники», представляет собой подробное освещение хода самого суда и так называемых «околосудебных» деталей. В результате исследователями материалов ХТС могут быть проанализированы особенности следствия, нарушения объективности судебных заседаний, несостоятельность предъявленных обвинений или несоответствие приговора существующему законодательству, доказательства нарушения гласности суда и т. д. Записи протоколов судебных заседаний выходили также «отдельными изданиями» в самиздате, несмотря на то, что проникнуть в зал суда было делом весьма непростым, не говоря уже о стенографии или каком-то другом способе фиксации происходящего. В поле зрения бюллетеня попадали суды не только над правозащитниками, но и над представителями самостоятельных оппозиционных движений: национальных, религиозных, экономических и др.

Содержательная структура раздела «Суды» чаще всего была такой: краткая биографическая справка о подсудимом, где внимание обращается на проявление инакомыслия или диссидентскую деятельность; имена судей, обвинителей и адвокатов; предъявленное обвинение; описание хода судебного заседания (здесь может быть разная степень подробности, в зависимости от наличия у редакции информации); атмосфера вокруг процесса, реакция советской прессы и мировой общественности. По объему публикация о суде могла иметь вид краткой справки или занимать несколько десятков страниц.

Материалы суда над участниками демонстрации 25 августа 1968 г., прошедшей в начале октября 1968 г. в Москве, были помещены в 4-м выпуске «Хроники» (31 октября 1968 г.). В издании было отмечено: нарушение закона – к суду не привлечены те, кто избивал демонстрантов; отход от принципа открытости политического процесса – друзья и сочувствующие в зал не допускались; отсутствие состава преступления и несоответствие приговора законодательству. Известно, что статьи 190-1 и 190-3, по которым обвинялись демонстранты, не предусматривали ссылку, к которой их приговорили.

ХТС № 6 (28 февраля 1969 г.) информировал читателей самиздата о суде над И. Белогородской. Подробный анализ следственных мероприятий и хода самого судебного заседания показал, что право подсудимой на защиту было искусственно ограничено. По свидетельству документов самиздата, этот вошел в историю как первый, когда под суд отдали не изготовителя, а лишь распространителя писем в защиту человека, «на которого обрушилась государственная машина», – А. Марченко.

Впервые подробное описание судебного заседания с приведением вопросов и ответов участников разбирательства, слов свидетелей, речей прокурора и адвоката было помещено на страницах ХТС № 15 – это суд над Н. Горбаневской. Материалы «Хроники» почти хронометрически освещают то, что происходило в зале суда. Линию защиты представляла легендарный адвокат правозащитников – Софья Васильевна Калистратова. Драматизм этого дела усугублялся использованием методов «карательной медицины». Сама обвиняемая не была допущена в зал суда, т. к. была помещена в психиатрическую лечебницу. Публикация журнала производит очень сильное эмоциональное впечатление. Истинное восхищение вызывает С. В. Калистратова – незаурядный, яркий человек, профессионал высочайшего класса. Ее вопросы в ходе судебного разбирательства и заключительная речь, длившаяся более полутора часов, демонстрируют всю несостоятельность выстроенного обвинения.

Последнее слово обвиняемого впервые появилось на страницах «Хроники» в материалах суда над А. Амальриком и Л. Убожко – ХТС № 17 (31 декабря 1970 г.). Информация об этом судебном процессе лаконична, т. к. он проходил далеко от Москвы, в г. Свердловске. Кроме того, А. Амальрик, которому инкриминировалось авторство и распространение эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 г.?», заметок «Нежеланное путешествие в Сибирь» и других документов, отказался участвовать в судебном разбирательстве, давать показания и отвечать на какие-либо вопросы суда. В своем последнем слове правозащитник сравнил судебные преследования за взгляды со средневековыми «процессами над ведьмами», назвал их проявлением идейной беспомощности режима, которая приведет к его развалу.

Тюремно-лагерная хроника также представлена во всех выпусках бюллетеня начиная с первого. Если сведения о судебных преследованиях диссидентов сохранились, кроме того, в материалах архивно-следственных дел и возможно их компаративное изучение, то информация о местах заключения уникальна. В дополнение к самиздату источником для выяснения того, как функционировала «брежневско-андроповская» пенитенциарная система, могут служить, пожалуй, еще только воспоминания бывших политзаключенных и художественные произведения.

В ХТС № 2 напечатано письмо автора книги «Мои показания» А. Марченко, направленное в различные инстанции, в том числе в общество Красного креста, министерство здравоохранения, президенту Академии медицинских наук, директору института питания, председателям правления Союзов журналистов и писателей СССР и др., о положении политзаключенных в лагерях и тюрьмах Советского Союза. В письме говорится о нормах питания, принудительном труде и дисциплинарных порядках в местах заключения, которые практически лишают помещенных сюда людей возможности сохранить здоровье. «Положение политических заключенных во всем приравнено к положению уголовных, а кое в чем и значительно хуже: для политических заключенных наименьшая мера – лагерь строгого режима, для уголовных существует общий режим и более слабый; уголовные могут быть освобождены после 2/3 или 1/2 срока, политические отбывают свой срок полностью, “от звонка до звонка”. <…> Политзаключенные – люди, как правило, занимающиеся общественно-полезным трудом: инженеры, рабочие, литераторы, художники, научные работники. В лагере к ним в качестве “меры перевоспитания” применяется принудительный труд. При этом лагерная администрация использует труд как наказание: слабых принуждают исполнять тяжелую физическую работу, людей интеллигентных профессий заставляют заниматься неквалифицированным физическим трудом. Невыполнение норм рассматривается как нарушения режима и является поводом для различных административных наказаний – от лишения свидания до карцера и камерного режима. Наисильнейшая мера воздействия на заключенных – голод. Общие нормы питания таковы, что человек испытывает постоянную недостачу питания, постоянное недоедание. Суточная калорийность лагерного пайка – 2400 калорий (норма для 7–11 летнего ребенка), и этим взрослый, работающий на физической работе мужчина должен довольствоваться изо дня в день на протяжении многих лет, иногда 15–25! В основном эта калорийность покрывается за счет черного хлеба (700 г. в день). Свежих овощей, сливочного масла и многих других необходимых продуктов заключенные вообще никогда не видят – их запрещено продавать даже в лагерном ларьке (как и сахар)»[145].

Необходимо отметить, что из номера в номер объем сведений о политзаключенных увеличивался: краткие эпизоды о судьбах отдельных людей, их сопротивлении нарушениям прав человека за колючей проволокой уступают место многочисленным и подробным сообщениям из тюрем и лагерей. Так, например, в ХТС № 7 данной теме соответствует шесть фактов, а в № 11 уже выделены самостоятельные подразделы, посвященные положению во Владимирской тюрьме и в Мордовских лагерях, в ХТС № 15 помещен список женщин-политзаключенных, перечень политзэков в ХТС № 27 (15 октября 1972 г.) занимает несколько страниц, а 33 выпуск, насчитывающий более полусотни страниц, как отмечалось выше, полностью посвящен Дню политзаключенного в СССР. К середине 1970-х гг. раздел «В тюрьмах и лагерях» получил следующую структуру: Во Владимирской тюрьме; В Чистопольской тюрьме; В Мордовских лагерях; В Пермских лагерях; В лагерях общего режима; После освобождения;