— Ты говорила, что собираешься переезжать.

— Я не могу себе этого позволить. Не волнуйся, мне не нужны твои деньги.

— А я и не предлагаю.

— Ты бываешь порой невыносим.

— Нет, Джоан, извини, я вполне выносим, просто изрядно вымотался и ужасно волнуюсь из-за Лукаса.

— Все только об этом и говорят. Но, черт возьми, он же способен сам о себе позаботиться! Я его знаю, я отлично знаю Лукаса, инстинкт самосохранения у него развит гораздо лучше, чем у всех нас. Ты пытаешься раздуть из мухи слона. Будь добр, освежи мой бокал, да не скупись, наливай побольше.

— Не многовато ли ты пьешь? Ладно, ладно.

— Ça revient au même de s'enivrer solitairement ou de conduire les peuples[27]. Так говорил кто-то из великих мира сего.

— Великие тоже бывают чертовски глупы.

— Так же, как и мелочные грубияны. Значит, ты не забыл наше милое гнездышко?

— Не наше, Джоан, а твое гнездышко.

— Ну, ты же понял, что я имею в виду.

— Твои смыслы слишком разнообразны. С чего ты, вообще, прицепилась ко мне?

— Ах, как же свежо и молодо ты выглядишь, неудивительно, что твои предпочтения обращены теперь на поколение наших детей! Вот и Алеф уже вполне созрела, и Розмари, и…

— Джоан, дорогая, не пори чепухи, пожалуйста, ведь я действительно хочу поддерживать с тобой спокойные дружеские отношения.

— Спокойные! Бывали ли у меня спокойные дни? Жизнь постоянно подкидывала мне досадные сюрпризы.

— Ради бога, то была одна-единственная ночь, и…

— Таково твое мнение. И ты, конечно, скажешь, что мы оба напились.

— Конечно. Одна-единственная безумная ночь…

— Какова ее протяженность? В чувствах и в душе она длится века, нескончаемо, она все еще продолжается. Я чувствую, как твои руки обнимают меня, вкус твоих поцелуев еще не развеялся. «Ты научил меня любить, теперь же учишь забывать о счастье!» Я попрошу наших девочек спеть мне эту грустную песню и буду оплакивать вместе с тобой нашу любовь.

— Я не хочу ничего оплакивать.

— А я не хочу забывать. Верность и великодушие не относятся к числу твоих достоинств.

— Это серьезное обвинение, старушка.

— Ах, так я уже записана в старушки? Ты ничего не помнишь.

— Да мне почти нечего вспомнить.

— «Почти» может вмещать множество грехов. Неужели ты не помнишь, как я говорила: «Si çа ne vous incommode pas je vais garder mes bas»?[28]Самая эротичная экипировка, по мнению Сартра. Не беспокойся, я не болтлива. И все же… улица Верцингеторикса. Это воспоминание мне нравится, должна же я обладать тайной, дающей мне власть над тобой.

Харви сидел на кровати Тессы. Тесса сидела рядом с ним. Их рукава соприкасались. Харви вытянул свою травмированную ногу не для того, чтобы показать живописные украшения гипса, по поводу которых Тесса уже высказала неодобрение. Он тщетно пытался найти менее болезненное положение. Тесса также вытянула вперед ноги, обутые в грубые ботинки. Доходившие почти до колен шерстяные гольфы придавали ее брюкам сходство с бриджами. Бледное «ангельское» лицо Тессы, обычно исполненное внимания и убедительной силы, частенько озаряемое сардонической или изумленной улыбкой, порой становилось удивительно невыразительным, словно она временно отстранялась от жизни, опустив веки и слегка приоткрыв рот. Несомненно, она совершенно вымоталась и отдыхала, отключившись, чтобы восстановить силы. Харви с уважением отнесся к ее отстраненности, гордясь тем, что она доверчиво отключила внимание в его присутствии.

Дождь закончился. В этом пустынном доме, стоявшем в ряду себе подобных обветшалых строений на улице Килбурна, обычно всегда бывало довольно холодно и сыро. Здесь Тесса жила, спала и занималась осуществлением «общественных проектов». Общежитие, принимающее несчастных женщин, находилось на одной из соседних улочек. (Ходили слухи, что где-то в Лондоне у Тессы имелась шикарная квартира, в которую она тайно удалялась, когда ей становилось «совсем невмоготу».) На нижнем этаже, выходившем в неухоженный садик, размещалась ее контора, состоящая из комнаты для собеседований, оснащенной печатной машинкой, и изолированной простенькой кухни. На втором этаже находились спальня, ванная комната и кабинет, вмещавший одежду, книги и прочие вещи хозяйки, а также картонные коробки, набитые предназначенной для раздачи одеждой. На верхнем этаже, теперь также занимаемом Тессой, раньше обитал еще один жилец, мистер Бакстер, вносивший более чем скромную плату за свои апартаменты, но потом он внезапно пропал, то ли попал в тюрьму, то ли, что вероятнее, отправился в мир иной. С холодом в этом доме боролись только изредка включаемые маленькие электрические печки. В квартире мистера Бакстера стояла электрическая печка со счетчиком, но она исчезла незадолго до его собственного исчезновения. Тесса как-то раз объяснила Харви, что секрет поддержания тепла зимой заключается не в увеличении температуры, надо просто положиться на теплую одежду, впустив мороз в дом. Тесса понимала в этом толк, учитывая, что в лагере протеста прожила морозную зиму в самодельной палатке, едва вмещавшей ее саму, и целыми днями занималась поисками топлива. (Харви подумал, что там они, по крайней мере, жгли костры.) Тесса говорила, что подобный закон хорошо известен биологам: хочешь не чувствовать голод — откажись от еды. Крошка съеденной пищи разжигает аппетит. Люди привыкают к голодному посту за пару дней. Следуя такому правилу, можно легко научиться обходиться без завтрака и обеда. Харви нуждался в пище как в удовольствии и пока еще не воспринимал ее как необходимость, поэтому такой ход мыслей совершенно не заинтересовал его.

Послышалась трель дверного звонка. Тесса в шесть часов уже заперла дом, поэтому безжалостно проигнорировала режущий слух звук. Она заявила, что вечер в ее распоряжении. Зачастую Тессы вообще не было дома: возможно, опять-таки судя по слухам, она щеголяла шикарными нарядами на роскошных приемах. Тесса слегка отстранилась от Харви, они переглянулись. Звонок прозвучал еще раз. Потом наступила тишина. Телефон, кстати, также был отключен.

— В крайнем случае, могут трезвонить полчаса, — проворчала она.

— Возможно, это твой друг.

— Нет. Друзья имеют совесть.

— Не дразнись. Меня сейчас обижает все, за исключением полнейшей доброжелательности.

— Я не могу гарантировать ее в такое время.

— Прости. Мне не следовало намекать, что я хочу навестить тебя. Очень любезно с твоей стороны, что ты пригласила…

— Ладно, ладно. Так ты хочешь поговорить о твоей матери?

— Ты побуждаешь людей рассказывать о проблемах с их родными и близкими.