4. Никто не обзовет меня деградантом только за то, что я подсела на реалити-шоу «Дом-2».

5. Я смогу завести какое-нибудь экзотическое животное, например варана, и научить его приносить тапки.

6. Не надо по утрам занимать очередь в душ и туалет.

7. Можно больше не повторять манрту: «Стринги — это удобно!» и потом не ходить весь день с желанием вытащить из собственной попы чужеродный элемент. А перейти на удобные панталоны, и все тут.

8. Можно объявить себя принципиальной радикальной феминисткой, организовать политическую партию и прослыть умной.

9. Можно обратиться в центр донорской спермы и бескомпромиссно родить того, кто через пару десятков лет станет высоким голубоглазым блондином. Который уж точно никогда меня не бросит и вряд ли окажется придурком.

10. Да можно вообще делать все, что захочется, причем без оглядки на строгого судию, который так и норовит обозвать тебя то пупсиком (из-за той противной складки на животе), то дурой (из-за «Космополитена», который валяется на твоей прикроватной тумбочке).

— Тебя хочет видеть Степашкин! — объявила мне Диночка с самого утра.

Я едва не застонала от разочарования. В нашем офисе есть примета — если начальник вызвал на ковер, ничего хорошего не жди. Может быть, в других редакциях начальство способно уединиться с сотрудником, чтобы наградить его премией за особые заслуги, в крайнем случае, просто вербально похвалить. Наш же Максим Леонидович приглашает сотрудников на тет-а-тет только в одном случае — когда он жаждет свежей крови.

В кабинет Степашкина я вошла, понуро опустив плечи. Я работаю в этой редакции почти десять лет и успела привыкнуть, что главный редактор снисходителен только к особам, жестоко мучимым самоуничижением. Если ты общаешься с ним, гордо выпрямив спину, стойко выдерживая его взгляд и не реагируя на металл, звенящий в начальственном голосе, — быть беде. А вот если притвориться убогим, что-то нечленораздельно мямлить, тупо изучать ковровое покрытие, опасаясь поднять на грозного тирана взгляд, может быть, даже всплакнуть, — вот тогда босс может, немного покипятившись, простить провинившегося.

Раньше, когда я была моложе и задиристее, такой расклад казался мне возмутительным. Признаться честно, иногда я специально лезла на рожон, чтобы Степашкина нашего позлить. Но в один прекрасный день, возвратившись с работы в жутком настроении, я подумала: а какого черта я сама же треплю себе нервы? Не проще ли притвориться бедной овечкой и погасить скандал?

С тех пор я так и поступаю. Веду себя, как паинька. Правда, за глаза частенько называю Максима Леонидовича самодуром, бездушным роботом и несчастным простаком. Но это простительно.

И вот стояла я перед Степашкиным, глазки в пол, ручки просительно сложены на груди (этот жест я украла из фильма об унижениях крепостных крестьян). И вдруг он вполне дружелюбным тоном говорит:

— Александра, мне очень нравятся ваши последние статьи.

От удивления я даже охрипла, и мне не сразу удалось нащупать собственный голос. Это еще что? Что он задумал, к чему клонит?

Пришлось недоверчиво переспросить:

— Да?

— Более того, это лучшее, что вы написали за последние годы. Думаю, что это ваше призвание. Наконец вы нашли себя.

Я облегченно вздохнула — кажется, задуманная начальником подлость мною разгадана. Сейчас он скажет, что я превосходный журналист, талант которого негоже губить, сидя в кресле заместителя главного редактора. Он предложит мне вернуться на репортерскую ставку, соответственно, со значительным понижением оклада.

Но я не позволю ему так со мною обойтись. За то время, что я служу в «Новостях Москвы», у меня выросли и когти, и острые клыки.

— Боюсь, я не могу на это пойти, — улыбнулась я, приготовившись к нехилой схватке.

— На что? — якобы удивился мой мучитель.

— Мне лестно ваше предложение, Максим Леонидович, но меня вполне устраивает работа редактора. Если я ее потеряю, боюсь, что придется мне и вовсе покинуть газету.

Я знала, что у Степашкина вечно не хватает рабочих рук. И он вовсе не хочет, чтобы кто-нибудь из сотрудников и в самом деле взял расчет, хотя и при каждом удобном случае грозит всем на свете увольнением.

— А кто вам сказал, что я собираюсь подвинуть вас с места редактора? — он удивился еще больше.

— Но разве не для этого вы меня пригласили? — пожала плечами я.

— Вовсе нет, — покачал аккуратно подстриженной головой Максим Леонидович, — я хотел предложить оформить эти статьи в постоянную рубрику.

— Что? — выпучила глаза я.

— Думаю, что это ненадолго, — поморщился он, — в конце концов людям надоест читать про то, как вы знакомитесь по Интернету с мужчинами. Но пока у ваших материалов самые высокие рейтинги. Мы специально проводили опрос читателей.

— Не может быть, — искренне удивилась я.

— Думаете, я вас разыгрываю? И сам написал вам мешок писем?

— К-какой мешок? — от волнения я даже заикаться начала.

— Который лежит в вашем кабинете, на столе, — вкрадчиво промурлыкал Степашкин, — Александра, вы что, еще не заходили в собственный кабинет? Уже одиннадцать утра.

Вот теперь он был больше похож на того Степашкина, к которому я привыкла.

— Предлагаю вам писать об этом каждую неделю, — его голос вновь стал деловым, — естественно, как рубрикант вы будете получать больше, чем получают за статьи простые журналисты.

— Согласна! — выпалила я.

— Тогда за работу. Только вот… — замялся он, — только вот, выдержите ли вы такой темп?

— Писать одну статью в неделю? А что в этом сложного?

— Каждую неделю встречаться с мужчинами из Интернета, — немного покраснев, выдавил он. С ума сойти, Степашкин умеет смущаться! — Ведь вам придется писать правду, иначе рубрика потеряет смысл.

— Вы действительно спрашиваете, не будет ли мне тяжело раз в неделю ужинать с симпатичными мужчинами? — расхохоталась я. — Один из которых может оказаться мужчиной моей мечты?

— В Интернете таких точно нет, — фыркнул он.

— Это предрассудок. Так вот, авторитетно заявляю, что сложно мне не будет. Скорее наоборот — мне будет сложно встречаться только с одним мужчиной в неделю.

— Вы невыносимы, — поджал губы Максим Леонидович, — ладно, идите работать. И если вы и дальше собираетесь начинать свой рабочий день в одиннадцать утра…

— То вы меня уволите, — радостно закончила за него я, — знаю. Ведь я слышу это вас каждый день на протяжении десяти лет!

* * *

Я тупо смотрела на огромный полотняный мешок, похожий на котомку Санта-Клауса, который лежал у меня на столе. Неужели это не розыгрыш? Да я почти десять лет работаю в газете и почти никогда не получала писем от читателей! А тут — целый мешок…