– А как твои дела? Он звонил? – спрашивает Сандра, вернувшись с новым йогуртом.

– Ну…

– Ну?

– Я не хочу его сейчас видеть.

– Могу тебя понять, – говорит Сандра серьезно, – пора ему образумиться. Юнас ведь… я о том, что… он ведет себя совсем безответственно.

– Ну… – снова тянет Жанетт, а потом некоторое время молчит. Сандра с осторожностью смотрит на нее, в целом они уже давно это обсуждали, и не раз. Но после того случая, который так взволновал Жанетт и о котором она, несмотря на остроту момента, так и не рассказала подругам, уже трудно возвращаться к этой теме, так что уж лучше даже и не начинать.

– Я думаю, тебе нужно просто успокоиться, – произносит Сандра, – используй время для себя, займись Йенни, подумай как следует, но будь разумна, не думай об этом сутки напролет. Юнас должен тебя понять, сам-то он обычно столько времени тратит на себя.

– Йенни… она у мамы, – тихо произносит Жанетт. – Уже два дня. Так из-за этого нервничаю, что не могу спать, но сегодня лягу сразу же, как приду домой, прямо после обеда. – Она трет глаз, потом спрашивает: – Тебе когда-нибудь гадали?

– Нет, – отвечает Сандра.

У Жанетт постоянно возникает желание воспользоваться тем, что у подруги выдался свободный часок, и рассказать про камень в кармане. Но это же бред! Какие гадалки? Обыкновенное надувательство! Но тогда почему на камне написано “Висбю”? Разве это не странно? Она идет к какой-то мерзкой тетке, эта мерзавка ей гадает, доводит до полуобморочного состояния, кто-то бросает камень, камень разбивает окно, Жанетт подбирает его на улице, кладет в карман и напрочь обо всем забывает, хотя даже в своем ежедневнике написала об этом. И вот теперь она находит этот камень, вот как развивались события. Насколько она помнит. И камень этот – память о Висбю, о городе, где Юнас совершил нечто, что так ранило ее.

Выкладывая Сандре все это, Жанетт и сама понимает, как все это глупо. Даже глупее, чем когда молча об этом размышляешь. Иногда долгими бессонными ночами ей начинает казаться, что все это взаимосвязано: Висбю, измена Юнаса, камень и слова гадалки.

– “Будет больно”, сказала она, и я записала ее слова в дневник, – закончила свой рассказ Жанетт, глядя на подругу покрасневшими глазами.

Сандра сидит, подперев голову руками, и внимательно смотрит на Жанетт. Жанетт смотрит на аккуратную коричневую подводку вокруг ее светло-голубых глаз.

– Ну и что же произошло? – участливо спрашивает Сандра.

– Окно разбилось вдребезги, и камень вылетел, только не помню, кто это сделал.

– Да-да, – говорит Сандра, – но это не самое главное, что произошло в Висбю?

Жанетт молча берет серый камень и протягивает его Сандре. Сандра, едва взглянув на него, снова пристально смотрит на Жанетт, но та не хочет отвечать. Конечно, хорошо бы Сандра сказала ей, что вся эта история – просто ерунда, но чтобы так сказать, надо внимательно все выслушать, отнестись ко всему серьезно. Так, как к этому отнеслась сама Жанетт. Сандра должна была сначала выслушать, изумленно поахать, а потом заявить, что старуха просто чокнутая, и этот вывод утешил бы Жанетт сегодня ночью.

– Я тогда себе вбила в голову, что… Юнас встретит девушку. Потому что тетка произнесла имя. Тереза. Это случилось четыре года тому назад. Безумие, но я не сплю ночами, представляя себе, что он спешит на встречу с какой-то Терезой.

Сандра, не отводя от нее глаз, молчит, будто не знает что и сказать.

– Хочешь кофе? – наконец произносит она и встает. – Пойду куплю.

Жанетт кивает головой.

* * *

Три недели тому назад Юнас вернулся домой, в Стокгольм, после поездки на Готланд, где проходила конференция. В отеле “Висбю”. У Жанетт была запарка на работе. “ Ты и папа побудете одни, маме надо работать”, – объяснила она Йенни, оставляя ее в детском саду. Вернулась с работы она около полуночи, сняв пальто, осторожно, чтобы никого не разбудить, прошла в гостиную, но Юнас, оказывается, еще не спал, а разговаривал по телефону на кухне.

Разговаривал приглушенным голосом.

Почему она тогда не дала ему знать, что пришла? Почему тихонечко двинулась по коридору, в сторону кухни, прямо в уличной обуви? Может быть, просто потому, что заранее представила, как проскользнет тайком в туалет, приведет себя в порядок, а потом окунется в тепло того, кого так часто ожидала долгими вечерами. Но, возможно, и по какой-то иной причине. Странно… ведь вообще-то Жанетт не была любопытной.

Об этом случае Жанетт Сандре не рассказывала. Для нее самой это все до сих пор покрыто туманом. В чем там было дело?

“Мне довольно сложно… увидеться”, – голос Юнаса был несколько измученным, но не заискивающим.

“Нет, не так, просто прямо сейчас увидеться сложно… Может быть, сделаем так: я позвоню тебе сам? Можно, я позвоню на следующей неделе? Да нет же, я не удивился… я тоже хотел… да-да, я тоже собирался звонить… просто, чтобы закончить разумно…”

На другом конце провода его прервали, Юнас не договорил, он только слушал и похмыкивал, после паузы он откашлялся и уже сказал более сдержанно:

“Я хочу сказать, будет странно, если так будет, я не… я обычно никогда… со мной обычно не бывает такого, понимаешь?”

Снова пауза.

“Нет, – наконец произносит Юнас. – Тогда не буду звонить. Нет. Наверняка это правильно.”

Жанетт услышала, как он тяжело вздохнул, положив трубку. В эту же самую минуту она, продолжая красться, делает последний шаг к открытой двери. И видит его. Он сидит перед телефоном, закрыв лицо руками. На какое-то мгновение Жанетт замирает, он не замечает ее, но вдруг, почувствовав, что она рядом, поднимает голову.

“С кем ты разговаривал?”

Его взгляд становится отчужденным.

“А что?” – ответил Юнас.

* * *

– Что же произошло в Висбю? – спрашивает Сандра, ставя перед Жанетт чашечку с кофе. – Юнас познакомился там с какой-нибудь юной особой?

– Полагаю, да, но ее звали не Тереза, – бормочет Жанетт.

– Значит, у него их несколько?! – возмущается Сандра.

– Да я не знаю, познакомился ли он вообще с какой-нибудь Терезой…

Сандра выпячивает губы. Жанетт видит, как Сандра пытается справиться с негодованием не выпустить его на волю. Справившись с собой, Сандра осторожно продолжает задавать вопросы, Жанетт сидит, не в состоянии вымолвить ни слова, и Сандра говорит сама, фразы все длиннее и длиннее, сила негодования растет. Жанетт воспринимает ее слова, словно назойливое жужжание: “Это бессмысленно, вся ваша связь нелепа, оскорбительна, неужели ты этого не понимаешь, надо быть сильнее, ты должна быть сильнее, покончить с этим, ударь его, я бы ударила, у этого поганца совсем крыша поехала, вон как с тобой обращается, укатывает каждую неделю, это кошмар, даже если у него нет другой, и как ты это выдерживаешь, я бы никогда, никогда, никогда не смогла бы так жить”.