Летом Уайли, ставший постоянным дежурным в военном министерстве, передал Филби секретный внутренний документ о британской военной разведке, подготовленный военным министерством, содержащий имена офицеров. Тогда Филби решил, что пьющий гомосексуалист Бёрджесс будет вполне приемлемым руководителем для Уайли. Позже он описывал, как устроил небольшую «вечеринку с коктейлями, пригласив Уайли и Бёрджесса, познакомил их и предоставил самим себе, а сам занялся другими гостями. Вскоре из угла, где сидели Бёрджесс и Уайли, раздались громкие голоса. Явно что-то было не так. Я заметил, как Бёрджесс вскочил и устремился ко мне. Подойдя, он выкрикнул: «Кто, скажите на милость, этот претенциозный молодой идиот, который считает, что знает все о Прусте?»[169]

Уайли получил кличку сначала Heinrich, а затем Max и действительно снабжал Бёрджесса ценной информацией, в том числе раскрыл личность главы МИ-5. Русские начали за ним следить и выявили остальных старших офицеров МИ-5. Однако его использование прекратилось, когда было решено, что он слишком много пьет и афиширует свои гомосексуальные связи. Таким не может быть эффективный советский агент. Из-за алкоголизма Уайли вскоре был переведен в министерство труда. В возрасте тридцати восьми лет он умер.

В записях НКВД отмечается, что во время его «испытательного срока» обладавшие пуританскими взглядами офицеры с Лубянки также сомневались относительно Бёрджесса. Дейч отмечал: «Малышка обладает воображением, неизменно полон планов и инициатив, но у него отсутствуют тормоза. Поэтому он легко склонен к панике и отчаянию. Он охотно берется за любое задание, однако слишком неуравновешен, чтобы довести дело до конца. Его воля нередко оказывается парализованной даже самой незначительной трудностью. Иногда он лжет, не злонамеренно, а из страха признать свою ошибку, пусть даже несерьезную. В отношениях с нами он честен и делает все без возражений и даже иногда производит впечатление человека, слишком готового покориться. Хотя он одевается неряшливо, но любит привлекать к себе внимание. Это его характерная черта. Он хочет нравиться и крайне неохотно признает свои слабости»[170].

Русские быстро поняли, что это стремление к вниманию – ключ к руководству новым агентом.

Бёрджесс вернулся в Кембридж во время Великого поста 1935 года и продолжил играть видную роль среди апостолов. 8 февраля он устроил у себя вечеринку для братьев, а на следующей неделе стал «модератором» в дискуссии «Антоний или Ленин?». На ней Грей Уолтер, Дэвид Чамперноун и Алистер Уотсон поддержали Ленина, Бёрджесс – Антония, а Виктор Ротшильд – обоих.

Бёрджесс переродился – не впервые в своей жизни. Он отошел от коммунистической партии – к удивлению своих товарищей и возмущению кембриджских коммунистов, которые посчитали его «предателем, поскольку он объявил о своем якобы состоявшемся переходе к правым взглядам»[171].

Ему уже исполнилось двадцать четыре года, и он в полной мере понял, что его будущее лежит вне университетских стен – причем несмотря на попытку Тревельяна обеспечить ему стипендию в Пембруке[172]. Бёрджесс уже был слишком стар, чтобы сдавать экзамен в Форин Офис, и он решил попытать счастья на преподавательской работе в Итоне. Но когда директор написал оттуда Деннису Робертсону с просьбой о рекомендациях, бывший наставник Бёрджесса предположительно ответил: «Я бы предпочел не отвечать на ваше письмо»[173]. Друзья пытались помочь ему устроиться в исследовательский отдел или центральный офис Консервативной партии, но безуспешно. Правда, в процессе поисков работы Бёрджесс познакомился с Джозефом Боллом, которому предстояло сыграть важную роль в его судьбе.

В апреле Бёрджесс уехал из Кембриджа в Лондон, где сначала поселился в доме 21 на Талбот-сквер – возле Гайд-парка, а потом снял квартиру в доме 38 на Честер-сквер, рядом с вокзалом Виктория. Он жил за счет средств семейного трастового фонда и периодических платежей от русских. К примеру, в июне 1935 года ему заплатили 12 фунтов. В этом же месяце Маклину заплатили 10 фунтов, а Филби – 11. Вероятно, Бёрджесс считался более ценным приобретением[174]. С начала 1933 года Бёрджесс писал для «Кембридж ревю». Теперь под псевдонимом Гай Фрэнсис он давал критический анализ исторической литературы для «Нью стейтмент»: 8 июня речь шла о жизни и письмах адмирала флота лорда Вебстера Вемисса; 13 июня разбору подверглись книги «Япония и Тихий океан», «Милитаризм и фашизм в Японии» и «Марионеточное государство Маньчжоу-Го».

Его квартира располагалась на верхнем этаже элегантного дома, выходящего окнами на церковь Святого Михаила. В ней было две комнаты и ванна в задней части кухни. Бёрджесс украсил ее как истинный патриот – в красных, белых и синих цветах, хотя относительно комбинации цветов мнения разошлись. Горонви Рис пишет о белых стенах, синих занавесках и красном ковре, синих простынях и красном покрывале. В другом рассказе мы читаем о белом потолке, синем ковре, сине-белых занавесках, синем диванчике с белыми подушками. По мнению его автора, только в таком окружении может жить разумный человек[175]. Гай часто проводил конец недели в постели – он утверждал, что резное изголовье его кровати принадлежало Стендалю. Он читал, пил красное вино, ел кашу, копченую рыбу, бекон, чеснок и лук. На все вопросы Бёрджесс охотно отвечал, что для полного удовлетворения ему необходимы книги, вино и «Мировые новости».

Его связь с Джеки Хантером продолжалась. Через него Бёрджесс познакомился с актером и режиссером Фритом Бенбери. «Я бы сказал, что встречал Гая за восемнадцать месяцев семь или восемь раз. Когда эта связь прервалась и мой друг решил изменить свою жизнь и жениться, Гай ушел и из его жизни, и из моей. Я больше никогда его не видел. Должен признаться, я находил Гая очаровательным и забавным, и, если бы он захотел продолжить отношения – чего он не сделал, – я бы не возражал»[176].