Скоро он вновь увидит волны океана. Два месяца пролетело с тех пор, как путешественник покинул Тихоокеанское побережье. Как только доберется до Атлантики, сразу же порадует себя блюдом из рыбы. Рыбу он ел раз в году, втайне от брата, поскольку тот не одобрял подобной распущенности. Саймон жил тогда в лесу на острове Ванкувер, неподалеку от города Порт-Харди, и порой баловал себя лососем. Причем ловил рыбу в реке только во время миграции на нерест и съедал прямо на берегу сырое мясо, икру и все остальное, вплоть до костей. В такие часы ему нравилось чувствовать внутри себя животную энергию. Саймона восхищала беззаветная вера Божьих тварей, из года в год возвращающихся погибать туда, где родились, не осознавая, какая сила их туда влечет, и только слепо подчиняясь животным инстинктам, так же как океан с приливами и отливами подчиняется Луне. Всю неделю после пиршества Саймон ощущал, как плоть лососей сливается с его плотью, их кровь бежит по его сосудам.

Странник доехал до этой части Квебека без остановок. К нему обращались на французском языке с просьбами облегчить страдания, однако, несмотря на то что изучал этот язык, знал его Саймон довольно плохо. Полное взаимопонимание со страдальцами, жаждущими освободиться от боли, стало важной стороной его работы, и он не мог рисковать из-за скверного произношения или неспособности понять собеседника.

Из всех поступивших просьб о помощи из Квебека Саймон отозвался только на одно послание из маленького городка Гавр-Сен-Пьер, что на северном берегу реки Святого Лаврентия. Правда, пришлось ехать через Чибугаму, по автострадам 117 и 113, и при этом потерять полтора дня, пока он наконец не вырулил к реке. У него появилось странное чувство, будто он все же привлек нежелательное внимание к своей персоне, да и незапланированная остановка в Хамбер-Коттедже не сулила ничего хорошего. Саймон призван помогать избранным, а не каждому страждущему, и, видит Бог, многие извлекут пользу из его служения. С другой стороны, его миссией является милосердие, и если Господь посылает на пути больного ребенка, Саймон не в силах отказать в помощи и пройти мимо. Божий промысел, который он видел в подобных встречах, доставлял страннику неописуемую радость; страшила его лишь участь быть остановленным раньше, чем достигнет заветной цели.

Великое предназначение уже близится к концу. Четыре человека должны стать завершающими звеньями в цепи. Саймона переполняла нежность к ожидающим его приезда людям. Как же он их всех любит за долготерпение и желание приобщиться к великой цели! Он никого не подведет; во всяком случае, до сих пор это удавалось.

Странник вспомнил годы, прожитые с братом в Порт-Харди. Иногда ему казалось, что в то время хаос и сомнения переполняли душу, но теперь-то он понимал, что те годы положили начало новому пути, который принял форму кристалла, в центре которого находится сам Саймон, закаленный годами мучительных сомнений и терзаний. Кристалл поглощает свет и раскаляется добела, превращаясь в источник жизненной силы. Именно он вобрал в себя силу брата и сейчас ведет Саймона по всей стране, позволяя долгое время обходиться без сна и пищи. Изголодавшийся, вечно бодрствующий пророк! Через десять дней в Новой Шотландии должен закончиться его путь, и тогда Саймон, как дирижер, взмахнет палочкой и кристалл взорвется яркой вспышкой, а вырвавшийся на волю свет полетит к звездам, в вечность.

А пока, при свете двух фонарей, странник молился возле палатки, которую раскинул в лесу, к северу от Гавр-Сен-Пьер. Он разложил на освещенной траве по порядку пятнадцать фотографий. Не хватало еще четырех — без этих людей и их молитв единству не бывать, — но скоро они все воссоединятся; и Саймон благодарил Господа за бесценный дар — узреть воочию великий день. Правда, иногда у странника возникали опасения, что последние четверо страдальцев ослабли духом в ожидании прихода мессии. Он уже потерял двоих: дряхлого старика в Канморе и женщину в Ваве. Несчастные так и не дождались его приезда. Замена им нашлась, тем не менее список жаждущих получить поддержку и помощь иссяк.

Саймон провел в лесу почти сутки, отдыхая и восстанавливая силы. Ел, купался и молился. Ночью он прислушивался к звукам леса — лесные обитатели не угрожали жизни, но и не пугались присутствия человека. Вокруг палатки раздавались шорохи, а ветви деревьев замерли в настороженном ожидании. Саймон чувствовал себя неотъемлемой частью этого мира, еще одним животным в созданном им самим храме природы.

В среду, семнадцатого ноября, в восемь утра Саймон оделся, свернул палатку и направился в Гавр-Сен-Пьер. По дороге он заехал на почту и проверил свой электронный ящик. Пришло одно письмо-подтверждение от миссис Ягнемма. Она писала, что ожидает его приезда, как они и договаривались. Единственное, что выходило за рамки договора, — это присутствие ее дочери, мисс Сесилии Ягнемма. Подопечная решила, что дочь поможет и поддержит врачевателя во время проведения ритуала.

Саймон в свое время получал огромное количество писем с просьбой о помощи, но выбирал из них лишь некоторые, проявляя исключительную осторожность и строго следуя определенным принципам. Первым и наиважнейшим условием являлось отдельное проживание от родственников. Во-вторых, все должно храниться в строжайшей тайне. Саймон не скрывал от страждущих, что любой закон расценит его действия как тяжкое преступление, за исключением суда Божьего. Стоит один раз споткнуться и потерпеть неудачу, и все усилия превратятся в напрасную трату времени. Если же они расскажут о врачевателе или, того хуже, привлекут посторонних людей, он имеет все основания расторгнуть договор.

Однажды, в самом начале пути, когда Саймон приехал только на третью встречу, на коврике у порога дома он заметил две пары туфель разных размеров. Тогда он просто развернулся и ушел. Правда, позже вернулся, уже без предупреждения, и, кипя от ярости, выполнил ритуал без положенной церемонии. Миссис Ягнемма по крайней мере предупредила заранее. Впрочем, она не спрашивала его разрешения на присутствие дочери, а честно ставила перед фактом. Однако это позволило Саймону пересмотреть свои планы. Да, выбор не богат, впереди его ждут только три последних человека, поэтому придется поступить умнее и воспользоваться тем, что само идет в руки.

До встречи оставалось шесть часов, но Саймон решил отправиться к миссис Ягнемма немедленно. Следуя указаниям из письма, он без труда добрался до дома, который находился на склоне холма за чертой города. Перед ним стоял скромный коттедж без излишеств, окруженный соснами. Подъехав ближе, Саймон увидел тонкую струйку дыма, вылетавшую из трубы.

— Я приехал раньше, — сказал он вместо приветствия подошедшей к двери хозяйке дома.

Видя, что гость пришел один, она открыла дверь.

Миссис Глэдис Ягнемма было около шестидесяти лет, и она выглядела выцветшей и поблекшей. Седые волосы, полинявший махровый халат и истонченная, словно папиросная бумага, кожа лишь усиливали первое впечатление. Глэдис склонилась над блокнотом, который принесла с собой, и написала: «Вы получили мое письмо?»

— Да, я прочитал его и прошу вас изменить решение, — произнес стоявший на пороге Саймон, держа перед собой шляпу. Саквояж он предусмотрительно оставил в машине. — Я не могу согласиться на вашу просьбу. Свидетелей быть не должно.