Для иллюстрации того отношения, которое существовало даже у преподавательского персонала высших школ к деловым возможностям их учеников и питомцев, приведу характерный пример из своих собственных воспоминаний.

Я окончил, после университета, Московский коммерческий институт в 1911 году. В это время институт, созданный Московским обществом распространения коммерческого образования или, вернее, его энергичным председателем, известным банковским деятелем А. С. Вишняковым, еще не имел «прав», и диплом его носил, так сказать, частный характер. Но в 1912 году институту удалось добиться получения этих прав, когда Государственная дума и Совет приняли соответствующий законопроект, долго лежавший под спудом. Начальство института во главе с директором, профессором П. И. Новгородцевым, стало настаивать, чтобы некоторые из бывших студентов, в частности те, которые, как я, были оставлены при институте, «передержали бы» выпускные экзамены по новым правилам.

Согласно этим правилам, требовалось предоставление большой «дипломной» работы, своего рода маленькой диссертации, как ее называли, и защиты ее перед специальной экзаменационной комиссией. Это происходило в 1913 году, когда я был уже и в составе Московской городской думы, и в Биржевом, и в Купеческом обществах, и держать экзамены как студенту было для меня не совсем легально. Но и Вишняков, и Новгородцев меня уговорили, и я решил пойти на это испытание.

Так как курс, намеченный мне для преподавания, был «Организация торговых предприятий», то для своей дипломной работы я взял темой «Систему Тейлора», о которой тогда в России знали еще очень мало. Новгородцев одобрил мой выбор, но главный мой экзаменатор, деятель Петербургской хлебной биржи А. Ф. Волков, остался очень недоволен. Во время испытания, после того как я сказал свое вступительное слово, он, задав мне некоторые технические вопросы, вдруг спросил меня: «А скажите, что у себя, в вашей фирме, собираетесь ли вы применять систему Тейлора?» И так как я несколько растерялся, не зная, что ответить, то Волков, не дожидаясь моего ответа, посмотрел на Вишнякова и, с добродушной усмешкой обратившись ко мне, сказал: «Знаете, вы человек молодой. Если начнете у себя в деле заводить разные сомнительного свойства новшества, то представители банков еще, пожалуй, подумают, что вы собираетесь не платить».

Этот инцидент привел всех в веселое настроение, испытание мое почти на этом и закончилось, и все прошло благополучно.

Это, правда, не помешало мне делать в нашем товариществе некоторые попытки применения упомянутой мной системы, а А. С. Вишняков, который как близкий друг моего, уже тогда покойного, отца всегда относился ко мне с большим расположением и вниманием, – не один раз спрашивал меня шутливо: «Ну, как система Тейлора?»

Я много говорил о том, как вступали в купечество, как становились торговцами или промышленниками. Нужно сказать и о том, как из него уходили. И это бывало. Выход из купечества был уходом в дворянство. Об этом всегда в Москве много говорили, и мнения, надо сказать, были разные.

Было два способа перехода в дворянство. Иногда – это бывало сравнительно редко – тот или иной коммерческий деятель, а иногда и вся его семья именным высочайшим указом возводились в «потомственное Российской империи дворянское достоинство». Одним из последних примеров «облагорожения» старых купеческих фамилий было возведение (в 1912 году) главного владельца и руководителя всемирно известной прохоровской Трехгорной мануфактуры Николая Ивановича Прохорова со всей его семьей в дворянское достоинство.

Другим примером, но который имел место на много лет раньше, было возведение в дворянское звание известнейшего русского строителя железной дороги Петра Ионовича Губонина. Правда, он впоследствии получил чин тайного советника, т. е. все равно был бы, как бы теперь сказали, «анноблирован», но его дворянство было жалованное. Особенностью такового пожалования было то, что такого рода дворян дворянское общество признавало и обычно принимало в свой состав. Так было и с Прохоровыми. Хорошо помню, как много говорили о том, что Ник. Ив. Прохоров в дворянском мундире с красным воротником принимал участие в выборе последнего губернского предводителя после ухода А. Д. Самарина, назначенного обер-прокурором Святейшего Синода.

Другим путем ухода в дворянство было чинопроизводство. По русской «Табели о рангах», в гражданской службе 4-й класс, а в военной 6-й давали потомственное дворянство. Относительно военной службы, где потомственным дворянином делал чин полковника, я не могу припомнить ни одного примера, но возможно, что были и таковые. Что же касается гражданских генералов, действительных статских советников, то этих последних было немало – как говорили, «пруд пруди». И здесь имелось два варианта: можно было получить чин действительного статского советника в виде награды, за особые оказанные услуги, высочайшим приказом. Таких примеров много. Самым элегантным считалось получить генеральский чин, пожертвовав свои коллекции или в музей, или Академии наук. На моей памяти таким путем стал генералом П. И. Щукин, а также А. А. Титов и Ал. Ал. Бахрушин.

Но существовал и другой способ: до генеральского чина можно было дослужиться. Нужно было только «попасть» на государственную службу, а там все шло само собою. И в этой служебной рутине не было разницы ни между купцами, ни между разночинцами, ни между лицами духовного звания. Русская «Табель о рангах» представляла собой нечто совершенно особое, примеров чему в других странах не было. Чиновничество было действительно чем-то особым, но оно управляло Россией. Однако оно отнюдь не отождествлялось ни с высшей дворянской знатью, ни с придворным царским окружением. И русская история недавнего прошлого знает примеры крупных бюрократов, пришедших к власти из разных слоев русского общества, в том числе и из купечества.

Это были чиновники, которые родились в купечестве, но потом совсем от него отошли, уйдя целиком на государственную службу, чиновники, которые не прочь были получить генеральство, а следовательно, и дворянство, оставаясь все-таки при своих делах и сидя у себя в амбаре. Препятствий к этому с сословной точки зрения не было, так как для участия в промышленном или торговом деле благодаря акционерной форме предприятий не нужно было принадлежать к купеческому сословию.

Пресловутая «Табель о рангах» открывала широкие возможности для государственной службы. Много было почетных мировых судей – это была служба по Министерству юстиции. Попечители и устроители училищ «служили» либо по Министерству народного просвещения, либо торговли и промышленности. Городским деятелям открывалась дорога по Министерству внутренних дел, и, наконец, для «благотворителей» бывала доступной и самой легкой служба по ведомству учреждениями императрицы Марии. Но «благотворительных», как говорили, «бирюзовых» генералов не любили.

Любопытно привести как справку один из отзывов об уходе в дворянство, который, несомненно, отражает настроение своей эпохи. Это отзыв Кокорева. Вот что он пишет:

«Не подлежит никакому сомнению верность всем известного определения, что подъем промышленности составляет главное условие народного благоденствия и силы государства. У нас этот подъем не только не заметен, но даже, наоборот, видны доказательства движения назад, явно выражающиеся в упадке производительных сил. Причиной этому – особая болезнь некоторых лиц коммерческого сословия, поддерживаемая, к несчастью, так сказать, поблажаемая в смысле удовлетворения болезненных желаний. Эта болезнь – чинобесие.