– Винс? – начала она.

– Да.

– Что ты чувствуешь по отношению ко мне?

– Что?! – рассмеялся он, внутренне застонав.

– Ну, что ты думаешь обо мне? О нас?

– Ну, – сказал он, поглаживая ее по руке, – я думаю, ты потрясающая. И ты это знаешь.

– Нет, ну правда. На самом деле. Ты понимаешь, о чем я. Ты меня… любишь?

О боже. И что ей ответить? Можно солгать. Сказать «да». Раньше он так и поступал. Но обычно это было до секса. Не после. И не с постоянной девушкой. Сейчас все по-другому. Просто Магда была другой.

Когда потрясающе красивая девушка, за вечер с которой многие мужчины готовы были бы заплатить хорошие деньги, девушка с упругими, оливковыми грудями и сосками, словно лепестки роз, сворачивается рядом с тобой после сорока минут самозабвенного, увлеченного секса, обхватывает тебя длинной, гладкой средиземноморской ножкой, смотрит на тебя огромными глазами цвета какао и спрашивает, любишь ли ты ее, каким надо быть мужчиной, чтобы не выбросить победоносно в воздух кулак и не закричать: «Да, да, да!»? Когда чудесная девушка, которая забирала за тебя постиранную одежду, подружилась с твоими друзьями, напоминала о дне рождения твоей мамы, сделала тебе как минимум пятьдесят божественных минетов, спрашивает, любишь ли ты ее, как вообще можно ответить «нет»?

Поигрывая с прядью ее волос, он обдумывал свой следующий шаг и печально, отчаянно улыбался. Она осуждающе на него посмотрела, и Винс почувствовал, как напряглось ее тело.

– Ясно, – сказала она, резко села и, словно защищаясь, прижала одеяло к груди.

– Магда…

– Нет, Винс. Все нормально.

– Но…

– Ты хотя бы не стал мне лгать.

– Но Магда, я не…

– Винс, просто забудь. Сделаешь только хуже.

– В смысле, я даже не знаю, что такое любовь.

– О боже…

– Прости, – сказал он и легонько тронул ее за предплечье. – Со мной, наверное, что-то не так.

– О боже, – Магда уронила голову на грудь и отчаянно провела рукой по волосам, – мужчины! Проклятые мужчины. Какие же вы все… жалкие.

– Нет, правда, – упорствовал он, – наверное, со мной что-то не так. Может, я… инвалид. Понимаешь. Я чувствую, что должен тебя любить. Может, даже люблю. Может, я слишком заморочен, и даже не могу разобраться в собственных чувствах. Может, отсутствие отца в детстве…

– Слушай. Винс. Может, заткнешься?

– Тссс. – Винс прижал палец к губам и глазами показал в сторону комнаты Кесс.

– Я не замолчу, – сказала она, сорвав с него оставшуюся часть одеяла и накрывшись ею. – И не буду слушать твои вонючие рассуждения на тему, почему ты меня не любишь…

А потом, разумеется, она заплакала.

Они проговорили около часа. И ни к чему не пришли.

Проснувшись на следующее утро, Винс был уверен, что все кончено. Они расстались. Но у Магды было иное мнение на этот счет.

– Думаю, нам нужно какое-то время пожить отдельно, – фыркнула она. – Мне нужно личное пространство.

– Хорошо, – кивнул он. – Согласен.

– Не звони, – предупредила она.

– Не буду, – пообещал Винс.

– Я сама позвоню, когда буду готова.

– Хорошо. Прекрасно.

Уходя, она многозначительно поцеловала его в губы и остановилась у дверей спальни, чтобы послать ему взгляд, полный глубокой печали.

И на этом все. По крайней мере, на какое-то время.

Винс вздохнул. Он признал, что поступал так всегда: оставлял сложные ситуации висеть в воздухе, как личинки на удочке, надеясь, что если они провисят достаточно долго, их может просто проглотить какая-нибудь крупная рыба. Непростительное поведение, ведь он не собирался продолжать отношения. Без вариантов. Он осознавал это с шокирующей ясностью. Но было куда спокойнее на этом этапе, где он ее не «бросил», не был мерзавцем, она не говорила про него гадостей своим друзьям, не плакала над бутылкой вина и не теряла вес. Ему нравилась неопределенность. И хотя он понимал, что вечно это длиться не может и испытательный срок когда-нибудь кончится, он надеялся, что все само собой потихоньку сойдет на нет, а не выльется в бурный финал со слезами, разбитым сердцем и единственным желанием – чтобы все это прекратилось.

Пора признать, он просто бесчувственный чурбан.

Бесчувственный чурбан с тупой работой.

Несомненно, жизнь не должна быть такой пустой и бессмысленной.

Несомненно, его чувства должны быть более глубокими.

Он снова вздохнул и уставился на Беттани Белль, безуспешно пытаясь подобрать слова, чтобы описать ямочки на ее щеках.

Вечером в понедельник, когда Винс вернулся домой, Кесс сидела на корточках в саду перед соседним домом и призывно шептала в темноту: «Кис-кис-кис».

– Кесс? – окликнул он соседку, резко остановившись.

– Винс! – Она поднялась. – Слава богу. Ты вернулся.

– Что? – спросил он. – Что случилось?

– Мадлен пропала. Ушла гулять вчера вечером, и с тех пор я ее не видела. Поможешь поискать?

– Гм… Да, конечно, – сказал Винс. – Сейчас, только заброшу домой вещи. – Он продемонстрировал пакет из магазина разливного пива и рабочую одежду. – Проклятье, – пробормотал Винс себе под нос, поднимаясь по ступеням к парадной двери и доставая из кармана куртки ключи. Последнее, чем ему хотелось сейчас заниматься – это шататься в темноте по Финсбери-Парк вместе с Кесс в поисках дурацкой кошки.

– У вас же гребаная связь, – прошипел он, поднимаясь в квартиру. – Не можешь, что ли, послать чертовой кошке чертово телепатическое сообщение?

Несколько минут спустя Винс вышел на улицу и обнаружил Кесс, которая вглядывалась в почтовый ящик соседского дома.

– Что ты делаешь? – спросил он, подойдя к ней с фонариком в руках.

– Смотри, – ответила она, указывая на нижнюю часть двери, – тут створка. Она могла случайно сюда забрести и попасть в ловушку.

– А у нее нет адресника?

– Нет, – отрезала Кесс, – конечно, нет. Надевать кошкам ошейники очень опасно.

– Да?

– Ага. Они могут удавиться. У нее есть чип.

– Чип?

– Да, недавно появились крошечные микрочипы, размером с рисовое зернышко. Он вживлен ей в шею, и на нем хранится вся информация о ней, чтобы ветеринар мог просканировать ее своей штукой и вывести на компьютер все данные о ней, если она потеряется или поранится.