Сударыня сверлила ее своими лазерами.

– Хорошо, – сказала она. – Оставьте мне то, что вы нашли, и я поищу такого человека. Какое имя ты назвала?

– Имя? Какое еще имя?.. А! Тесла, что ли? Так он уже давно…

– И вы ищите, ищите и пробуйте, слышите меня? Слышите меня?! Ни от кого и никогда не зависело так много, как сейчас зависит от нас, Алёша и Александра. Хорошо, что один из вас – женщина, – сказала она Сане.

– Это почему еще? – вытаращилась та.

– Когда у мужчины заканчиваются карты, у женщины всегда остается туз в рукаве. Или на худой конец дама пик. Уж я-то знаю…

* * *

– Она вообще кто? – спрашивал бородач Лёха у Сани, когда они шли обратно. – Ты говорила, никаких фокусов с зеркалами, а я видел, что она…

– Тоже за черную ткань полез? – усмехнулась Саня. – Не вынесла душа поэта?.. Ну, кого-то же ты видел там всё-таки, не пустоту, да? Значит, не манекен.

Было странно вслух произносить это слово – «манекен». Так же странно, как видеть рядом громилу с бородой и называть его Лёхой.

Лёха…

– Как это получилось? – всё-таки спросила Саня.

– Что?

– Ну… вот это, – Саня повела рукой. Она не знала, как сказать словами.

– Ты о чем вообще?

– Ты… ты что-то хотел мне рассказать с утра? Или мне показалось?

– А. Ну… особо нечего рассказывать. Просто… раз мы так общаемся с тобой… Просыпаюсь, знаешь, со стрёмным чувством, будто я совсем еще пацан. Будто не было вот этих двенадцати лет, вылетели куда-то, а я вот только вчера на уроки ходил, сачковал. Хоть и помню, как всё было: как заканчивал, выступал от города, вот эту бронзу на областном, как физруком пахал всё время… и с тобой, когда мы вчера после автобуса…

– Ясно, – Саня сжала кулаки. – А под утро тебе приснился сон, как у нас первая любовь. И даже чуть-чуть больше. Или не чуть-чуть. Ты, как взрослый человек, конечно, таким фантазиям ходу не даешь, но всё равно тебе понравилось, как мы вчера… Вот и просится из тебя этот сон, требует, как собачка: покорми меня! Об этом ты хотел мне на самом деле?..

Она говорила отчетливо и жестоко – тем жесточе и отчетливей, чем сильней приходилось давить слёзы. («И про Яну забыл уже, да?» – хотелось еще сказать. Но не сказала, конечно.)

Шкафообразный Лёха от каждого ее слова горбился, пока не стал почти такого роста, как она.

– Вообще-то я… – бормотал он, – вообще-то никогда… и ты сама ко мне на «ты»… и на колени… что я, прогонять, что ли…

– Знаю. Спасибо, что проводил.

Они подошли к ее подъезду. Лёха сделал шаг к ней, но Саня уже тыкала ключом в домофон.

Пахло горелым – теперь уже явно, до щекотки в носу. «Грандиозный пожар в Центральном архиве… – читала Саня в новостях, пока ехала в лифте. – Источник возгорания локализован… сгорел реестр подлинников секретного отдела…»

– Не открывай окно, – сказала ей дома Юля, тоже согнутая, будто постаревшая. – Их делишки хуже хлорки, лучше бы не дышать ими…

В полвторого ночи позвонил Лёха. Саня уже успела уснуть и целых шесть звонков думала, отвечать или нет.

– Эй, время знаешь? – всё-таки ответила она. – Дети по ночам спят, забыл?

– Ты файлы Янины смотрела?

– Файлы?.. Ну?

– Нашла там ссылки?

– Ну, нашла. И?..

– Поняла, что это?

– Ну. Ссылки. Лёш, давай зав…

– Так поняла или нет?

– Э-э-э… Ну, там домен, по-моему, какой-то один и тот же, прикольный, раньше не видела таких… я собиралась завтра ссылки проверять, Лёш. – (По телефону снова казалось, что это всё тот же Лёха.) – Что за кипеш ночью?

– Не проверишь. Это даркнет.

– Чего?

– Того. Onion – даркнетовский домен. То есть псевдодомен. Не знала?

Саня приумолкла.

– Вот то-то и оно… Сильно похоже, что всё это дело туда уходит, в даркнет. Ладно, завтра разберемся, сладких снов…

Даркнет…

Конечно, Саня слышала о нём. И все слышали, в ее школе так точно. И время от времени делали вид, что освоились там, как у себя на кухне, и вообще нет в жизни ничего проще и скучней, чем разминировать клад за пару битков. И Саня тоже делала вид, хоть и никогда не связывалась ни с какой химией и даже думать об этом ей было противно, будто кто-то скреб пальцем по мокрому стеклу. А так-то у нее и «Тор» стоял, но почти всегда без дела. Только если надо фильм с вражеского ресурса, а VPN висит.

О даркнете она знала только, что там не прогуляешься с сайта на сайт, как в обычной сети, что все его соединения закрытые, с невидимым айпишником, и главное – всё это придумано, чтобы делать то, чего нельзя. В разных смыслах и в разной степени этого «нельзя» – от «поделиться пиратской книгой или фильмом» до «продать химию», «заказать босса» и «хакнуть Пентагон». Туда же молва поместила и мифический Тихий дом – омегу всех устремлений, астрал и нирвану, последний предел бытия, из которого нет пути назад.

Сказки, конечно, но в целом даркнет вполне оправдывал свое название – был самой настоящей темной изнанкой интернета, которая, как говорили, занимала не менее семидесяти его процентов. Саня даже удивлялась, что так мало: ей казалось, что во всяких таких местах должны обитать почти все, кого она видит на улицах, – вот эти, которые толкаются, матерятся и говорят водителям «начальник», и эти, которые сделаны из галстука и лаковых туфель, и эти, которые орут на ходу в воздух (ну то есть в гарнитуру): «Ваши проблемы!..» И уж конечно, бандюги, которые наделали всех этих делов, – они-то уж точно должны были обтяпывать их именно в даркнете. Всё сходится.

Саня всю ночь висела в сети, выискивая инфу по теме. Всякую дуристику про Тихий дом и тэ дэ она пропускала – ее интересовала матчасть, чтобы не выглядеть чайником перед Лёхой. Ну или чайницей… Под конец строки на белом айфонном прямоугольнике сплелись в лиловую пустоту, из которой как-то очень быстро сделалось утро. Сане казалось, что она поспала три минуты – и уже всё. (Не исключено, что так и было.)

Окей. Пора вставать и действовать. Арбайтен.

В глаза будто сыпанули осколков разбитого экрана – они еще и светились, не просто царапали. Руки-ноги категорически не хотели подниматься… не «не могли», а «не хотели», знала Саня и напомнила себе: папа. Который теперь призрак. И весь мир, который вот-вот будет того, если они построят этот свой великий ум. И Яна, которая теперь программа. И Сударыня. И Лёха. И Юля, которая хоть и живая, но почти как манекен. Юля…

Вдруг ужасно захотелось сгрести ее и… и всё-таки рассказать. Всё рассказать… ну, или что получится. Такие вещи не расскажешь сразу целиком, даже если захочешь. «Она должна знать, – понимала Саня, – и про папу, и про всё. Ну и что, что не поймет. Должна понять. А я должна рассказать так, чтобы поняла. Она ведь нужна мне, очень-очень нужна – именно такая, какая есть: красивенная, класснючая, очень взрослая и при этом почти как я…»