Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что делается вокруг? Зима. Голодуха. Драки на базарах. Втиснутые в далекий сибирский город эвакуированные, сбитые с нормальной жизненной колеи, нервные, напуганные, полураздетые люди, стиснув зубы, преодолевают военную напасть, ставят заводы, куют, точат, пилят, водят составы, крутят руль, кормят себя и детей. И, как нарочно, как на грех, трещат невиданные морозы…»
Эвакуированные в Сибирь из европейской части России — в основном женщины, дети и старики, им трудно войти в новые условия жизни. Хотя они спаслись от бомбежек, им голодно и они буквально рыщут по полям, выискивая мерзлую картошку. Из нее они готовят так называемые «драники», чтобы подкормить своих детей, ослабленных стариков. Все они напряженно ждут вестей с фронта и морально поддерживают себя мыслями о подвигах таких же как и они людей. Вот и Ленинград воюет, а там, в блокаде, стократ тяжелее. Идет война, жестокая и кровопролитная, однако у героя повести есть все основания сказать: «Беда не разъединяла людей, а сближала их».
Война — везде. «Всегда думал, что война — это бой, стрельба, рукопашная, но там, где-то далеко-далеко. А она вон как — везде и всюду, по всей земле моей ходуном ходит, всех к борьбе за жизнь требует и ко всякому своим обликом поворачивается».
Жестокость времени не притупляет доброты и отзывчивости. Перед самым Новым годом герой повести получает письмо от своей тетки, в котором та слезно молит его приехать. Парень знает, что без причины она не стала бы тревожить его. А причина в такое время только одна — беда.
Так случилось, что тетка Августа пала духом, племянник — последняя надежда. И он приходит, он возвращает ее к жизни: «… Я шел в ночь, в стужу, в метель, чтобы облегчить горе Августы. И не знал, как это сделать, но все равно шел. Приходят же посетители в больницу и помогают больному выздороветь, хотя ничего ему не дают, никаких лекарств, никакого снадобья.
Они просто приходят, разговаривают и уходят».
Молодой герой не одинок, потому что другие люди нуждаются в нем. Понимание этого делает его и сильнее, и отзывчивее на чужое горе. Ему все труднее оставаться сторонним наблюдателем происходящего вокруг. И закономерно, что юноша преодолевает главный рубеж своего взросления — он больше не может находиться в тылу, когда другие с оружием в руках защищают родную землю. Как и полагается настоящему мужчине, он должен быть вместе с ними.
Повесть «Где-то гремит война» дает возможность понять и почувствовать те настроения, которыми жил сам Астафьев и его поколение.
…Одна «похоронка» — и сколько горя, слез, рыданий, непоправимых поворотов в судьбах многих людей. Герои Астафьева видят, как воспринимается в тылу гибель каждого солдата. Поэтому они и там, на фронте, сталкиваясь с чьей-либо смертью, видят за ней горе детей, женщин, стариков. В такие минуты память невольно воскрешает эти, пожалуй, самые тягостные эпизоды их тыловой жизни. Для молодых людей астафьевского поколения характерно то, что им пришлось пережить два потрясения: одно — войной в тылу, другое — войной на войне.
Виктор Астафьев, как и его герой, тоже не мог себя оправдывать тем, что он нужен в тылу — он идет на фронт добровольцем. Это — типичное поведение для молодого человека тех лет. Немногим старше Виктора по возрасту его дядья, Иван и Василий, — также на фронте. Оба они не вернутся с полей сражений.
Примерно в это же время, может быть, чуть позже, в небольшом уральском городке молоденькая девчонка медленно шла к своему дому, обдумывая, что она скажет матери и отцу. Мария Корякина — будущая жена Виктора Астафьева — к тому времени уже проводила старших братьев на фронт (двое из троих погибнут). Мария уже не может больше находиться в тылу — она только что агитировала своих подруг идти в армию медсестрами. После этого уже никак нельзя остаться в стороне.
А случилось все так. Заместитель начальника госпиталя по политчасти собрал медсестер и предложил им добровольно отправиться на фронт, подавать соответствующие заявления. Мария была секретарем комсомольской организации, поэтому после беседы он попросил ее остаться. Замполит говорил о катастрофической нехватке бойцов, медперсонала и дал Марии поручение провести подобные беседы с другими медсестрами. Они должны быть доверительными, но в то же время и с нажимом — время не терпит.
— Конечно, лучший довод в таком деле, — замполит испытующе посмотрел на Марию, — личный пример…
Мария это и сама понимала. Она тут же написала короткое заявление, а к концу дня собрала тех, кто был на дежурстве из младшего медперсонала, в канцелярии. Предупредила, что надолго не задержит, нужно обсудить одно важное дело, ей порученное. В нескольких словах коснулась положения на фронтах, а затем взяла свое заявление и зачитала вслух.
— Вот, девочки, какое дело. Не только говорю о ситуации в стране, но и сердцем ее воспринимаю. Другого выхода не вижу, кроме как самой идти на фронт. Кто готов последовать моему примеру, помочь родине в трудный час, подавайте начальству такие же заявления…
Несколько девушек поддержали ее и решили идти на фронт. А буквально через три дня в госпиталь прислали призывные повестки; одна из них была адресована Марии Корякиной. Это была ранняя весна 1943 года. Вскоре после Маши ушла в армию и ее сестра Калерия…
Мария оказалась на переформировании в окрестностях Москвы. Их часть то соединяли еще с кем-то, то разъединяли… Она побывала в Калинине, Вышнем Волочке, Бологом, Коростене… Когда удавалось, отправляла домой хотя бы коротенькие весточки о себе, об армейских порядках, строевой подготовке.
…Спустя много лет после войны Мария получила письмо-приглашение из чусовской библиотеки, куда она в юности ходила за книгами, на посвященный ей вечер. Во время войны она тоже не порывала с ней связь — прислала как-то библиотекарю письмо с просьбой организовать в ее воинской части библиотеку-передвижку. Объяснила, что дело это нужное: поможет и политбеседы проводить, и почитать бойцам будет что. Книги приходили, их читали, а потом возвращали назад, в Чусовой, ожидали новые посылки.
А на встречу сотрудники библиотеки пригласили Марию после того, как, готовя книжную выставку к очередной годовщине победы, обратили внимание на ее письмо с фронта, опубликованное в годы войны в городской газете. Оно было адресовано матери. Поскольку семью Корякиных в Чусовом хорошо знали, то однажды, встретив на улице Пелагею Андреевну, мать Маши, сотрудник газеты «Чусовской рабочий» поинтересовался, что ее дети пишут с фронта. Она тогда и показала только что полученную от Марии весточку. Ее опубликовали — вместе с заметкой о родителях Марии, тружениках тыла. Правда, письмо пополнилось в газете описаниями фронтовых опасностей, подстерегающих девушку. Не забыл добавить в него корреспондент и патриотического пафоса.
Мария Семеновна ознакомилась с этой публикацией только на встрече с читателями, и ей было весьма неловко за присочиненные корреспондентом подробности ее армейской биографии.
Как она сама вспоминала, самые большие неудобства на фронте создавал ей ее рост — 1 метр 52 сантиметра, ибо подобрать обмундирование по размеру было не так-то просто. Пришлось и шинель для нее специально заказывать, и сапоги 32-го размера шить.