Дженни представила, каким он видит себя со стороны. Холодным, несомненно. Отличающимся ото всех и превосходящим любого другого. Он видит себя как человека, способного исторгнуть из уст женщины крик наслаждения, испытывая сам лишь нечто большее обычного плотского вожделения. Возможно, лорд Блейкли презирает простых смертных, которые позволяют своему рассудку впасть в такие неловкие и непростительные грехи, как выказывание доверия, признание в любви или привязанности.

Несчастный человек.

– Я вовсе не рассматриваю вашу сестру как потенциальную богатую дурочку, милорд. Удивляюсь лишь, что вы сами так о ней думаете.

Он пристально всматривался в ее глаза в полумраке коридора. Похоже, он удостоверился, что она его не обманывает, поскольку отпустил ее подбородок.

Дженни потерла рукой следы, оставшиеся от его пальцев. Пять отметин горело на ее подбородке. Ей не было больно, но она чувствовала себя униженной. За все эти долгие годы она должна была бы привыкнуть к этому чувству. По крайней мере, подумала она горько, у лорда Блейкли есть несколько реальных причин, помимо ее рождения, верить в ее непорядочность.

Он презрительно покачал головой:

– Я стараюсь видеть правду даже в тех, кем действительно дорожу. У меня нет желания обманывать себя. Что еще должен я видеть?

Существовало миллион ответов. Дженни колебалась, подыскивая лучший вариант. Наконец она выбрала самый жестокий из возможных. Она выбрала правду.

– Я думала, что вы должны видеть младшую сестренку, которая, несмотря на все, что вы ей наговорили, по-прежнему обожает вас.

Его губы побледнели. Руки сжались.

О, он постарался скрыть это. Но эта жалкая вспышка лишь подтвердила, что лорд Блейкли может заботиться о ком-то, как бы он ни старался отрицать это.

Этот приступ гнева, догадалась она, был ее наказанием, несправедливо наложенным на нее за выигранную улыбку. За то, что она вдохнула теплоту в ледяного лорда Блейкли. Его месть за то, что он причинил боль своей сестре, хотя хотел всего лишь защитить ее. Дженни не была объектом этого гнева, просто его адресатом. Осознание того, что она выступила в роли козла отпущения, не должно было бы заставить ее чувствовать себя лучше. Но именно так и произошло.

Дженни протянула руку и коснулась его щеки. Внезапный жар, намек на едва появившуюся щетину.

А потом он отмахнулся от нее, как от ползущего по щеке жучка.

Да. Она заставит его заплатить за эту сцену в той валюте, которую он отрицает. Жар. Смех. И… о, возможно, чуточку унижения. Он, должно быть, разглядел обещание в ее глазах, потому что отступил.

– Думайте, что вам угодно, – сказал он, возвращаясь в многолюдную, сверкающую огнями комнату. – Только держитесь подальше от моей сестры.

* * *

Голова Дженни раскалывалась от усталости. Только резкий вечерний холодок и невыносимый гул в ногах не давали ей заснуть на ходу. Их небольшая группка застыла в ожидании кареты лорда Блейкли на каменном парапете, ведущем от парадного подъезда особняка, откуда еще доносились громкие звуки бала. Она покинула комнату, переполненную подавляюще яркими тканями, богатыми цветами, изысканными украшениями и пищей, которую бедные слуги, должно быть, готовили несколько дней. Однако за этими белыми мраморными стенами, в Мейфэре царила та же ночь, что и в остальной Англии.

Никакое количество денег не могло спасти от вездесущего лондонского тумана, погрузившего улицы во влажный полумрак. Во мраке ночи лорды и простолюдины выглядели практически одинаково.

Однако разница все-таки присутствовала. Нед стоял, ссутулившись, рядом с Дженни. Он зевал во весь рот, на его зубах отражался отблеск газового света из соседнего окна. Однако лорд Блейкли держался так же прямо и решительно, словно вечер должен был только начаться. Дженни могла поспорить, что его ноги не чувствовали ни малейшей боли или усталости. Неудивительно, если они выточены из того же камня, что и другие его члены, в них вряд ли есть нервы, чувствительные к боли.

– Я пытался разыскать ее, – пробормотал Нед, борясь с приступами зевоты, – но мне это не удалось. Как же мы увидимся с ней снова?

Взгляд лорда Блейкли был направлен в окутавшую их темноту.

– Просто. Мы спросим леди Кэтлин Даннинг. Она дочь герцога Уарского и, вероятно, впервые начала выезжать в этом году в свет.

– Хорошо. – Нед снова зевнул. – С тобой все ясно. Ну а где же карета?

Лорд Блейкли сцепил пальцы, обтянутые тонкой кожей перчаток.

– Выезжает из-за угла. Прямо… сейчас.

Когда Нед принялся недоверчиво озираться, лорд Блейкли вздохнул.

– Я услышал, как она приближается. Я знаю поступь моих лошадей. И, если бы ты обращал больше внимания на то, что тебя окружает, узнал бы ее тоже. Ты бы также заметил, что твоя дорогая мадам Эсмеральда едва не женила меня на моей собственной сестре. И если бы ты не привлек ее внимание к этому своим кашлем и невнятным лепетом, то уже получил бы неопровержимое доказательство отсутствия у нее каких-либо способностей.

Это, сказала себе Дженни, как минимум нечестно. Она отказалась от кандидатуры этой леди скорее из-за внезапно вспыхнувшего к ней интереса со стороны лорда Блейкли.

– Даже тогда, – задумчиво проговорил Нед, – я как раз размышлял, можно ли отказываться от сестер так же, как и делать их?

Лорд Блейкли протяжно вздохнул.

– Делать сестер?

– Я прочел об этом в одной книге по скандинавской мифологии. Правда, я читал о братьях, о клятве на крови. Два человека рассекают себе ладони до крови, а потом соединяют их вместе, чтобы кровь смешалась.

– Еще большая чушь. Неужели ты веришь во все, о чем читаешь? Невозможно искусственно создать себе брата. Это имеет отношение к биологии и наследственности. О чем ты и сам бы прекрасно догадался, если бы дал себе труд подумать.

Нед старался не реагировать, но Дженни разглядела боль в развороте его плеч, в том, как он отвернулся от подоспевшего экипажа. Когда карета с грохотом остановилась, пальцы Неда с горечью сжали ее руку, помогая протиснуться вовнутрь. Лорд Блейкли уселся на противоположное сиденье, совершенно не беспокоясь о причиненном им горе.

О да. Дженни заставит его заплатить за это.

Она наклонилась вперед.

– Лорд Блейкли, – проговорила она, – несмотря на все ваши рациональные склонности, я заметила, как усердно вы занимаетесь неким особым направлением алхимии.

Рука маркиза медленно упала на колено.

– Прошу прощения? Вы обвиняете меня в алхимии?

– Да, мистер Парацельс, я в этом уверена.

– Объяснитесь. – Его гневные слова прозвучали холоднее лондонского тумана, заполнившего небольшой экипаж.

– Типичный алхимик старается превратить свинец в золото. Но вы, будучи упрямым и не соответствующим общепринятым нормам, конечно, предпочитаете заниматься обратным процессом.