– Учусь, – ответил Ютланд. – Куда поставить?

– На стол, – велел мужик. – Сумеешь придвинуть?

Ютланд поставил кувшин на столешницу, стол тяжелый и массивный, потому не стал тащить по крашеному полу, а то поцарапает там, с осторожностью приподнял, стараясь не качнуть кувшин, и перенес ближе к кровати с раненым странствователем.

Тот кивнул.

– Молодец, парнишка. Вижу, силенка в тебе есть. Местный?

– Издалека, – ответил Ютланд скромно. Он налил вина в чашу, протянул Синегубу. – Отведайте.

Синегуб жадно осушил полчаши одним глотком, счастливо вздохнул, даже глаза прикрыл от удовольствия, но взор оказался чист и ясен, когда поднял веки и взглянул на Ютланда.

– Хорошее вино, ты прав. Сам не пьешь?

– Нет, – ответил Ютланд. – Быстро теряю голову. А мне буйствовать нельзя.

Синегуб сказал одобрительно:

– Буйствовать вообще нельзя, разве что в чужих краях. Ты так шляешься по дорогам или ищешь что-то определенное?

– Стараюсь разузнать о черном всаднике, – ответил Ютланд, – что скачет по ночам на черном коне… но услышал в корчме, что вы что-то знаете насчет Осеннего Ветра, бывшего тцара Артании. Он куда-то пропал, но никто ничего не знает, а сама Артания без него ввязалась в войну с Куявией…

Синегуб кивнул.

– Да-да, теперь обе зализывают раны. Я в самом деле совершенно случайно услышал, что Осенний Ветер, тцар Артании, жив, но в плену. Вот только у врагов или у друзей…

Ютланд спросил хмуро:

– Как можно быть в плену у друзей?

Синегуб сдвинул плечами, подумал, сказал рассудительно:

– Бывают, что и друзья хватают за руки, не дают, скажем, драться. Или лишить себя жизни. Или отправиться туда, откуда точно не возвращаются.

– А с Осенним Ветром что?

Синегуб вздохнул.

– Говорят, держат взаперти в огромной неприступной крепости. Настолько высоко в горах, что с ее высоты тучи вроде снежного поля. Живут там то ли ужасные дивы, то ли небесные сестры Пореи Солнцерукой.

Ютланд спросил тревожно:

– Может быть, небесные девы мстят ему за то, что украл крылья Пореи и заставил выйти за него замуж?

– Кто знает, – ответил Синегуб, он допил, кивнул Ютланду, чтобы наполнил снова. – А тебе что до этого артанского тцара?

– Да это же понятно, – ответил Ютланд. – Многие в Артании хотели бы узнать, где Осенний Ветер, и вернуть его на трон. Сейчас трон пуст. Сын Скилла еще ребенок, а Совет Старейшин хорош был бы для Куявии или Вантита, но не для Артании, где привыкли видеть на троне могучего и властного правителя.

– Это да, – согласился Синегуб.

– А где те горы?

Синегуб с усилием вывернул шею, стараясь поймать взглядом раскрытое окно.

– Видишь вон то дерево? Если отсюда по прямой, как ворона летит, то сперва Славия, потом еще какие-то земли, мы шли лесами, а дальше горы, перед которыми те, что в Артании и Славии, просто кротовьи холмики. Где-то там снежные дивы, самые дикие и сильные, там же ледяные драконы, а еще, как уже сказал, небесный дворец крылатых дев.

Ютланд поднялся.

– Спасибо.

Он отступил к двери, Синегуб окликнул:

– Эй-эй! Забыл кувшин.

Ютланд отмахнулся.

– Оставь себе. Я заплатил за все.

На крыльце хорт посмотрел внимательно, обнюхал ему сапоги.

– Запахло кровью? – спросил Ютланд. – Думаю, скоро ее будет намного больше.

По обе стороны дороги мелькают толстые кряжистые деревья, прикрывая собой те, что помоложе и послабее. «Все, как у людей и волков», – подумал Ютланд.

Все защищают свое потомство, только вот он, Ютланд, вроде случайной овцы, что отбилась из стада, потому живет не по правилам. Вернее, сам нащупывает свои правила.

Алац идет бодро, привычно злой и настороженный. Мог бы помчаться и вдесятеро быстрее, ветер бы сперва взревел в ушах, а потом и вовсе стал бы плотным, как вода, но Ютланд придерживает, нужно многое обдумать, непривычное занятие, но если хочешь быть человеком – думать надо, это если дивом – то не обязательно.

Дорога виляет по лесу, деревья закрывают то с одной стороны, то с другой, потому все трое услышали конский топот, храп и даже голоса задолго до того, как впереди из-за стайки берез выехали на хороших конях мужчины с оружием у седел, а их вожак даже в добротных доспехах из двойного слоя кожи, на голове металлический шлем, сам он выглядит самым крупным и бывалым.

Воинов с ним четверо, следом бредут по трое в ряд мужчины и женщины в селянской одежде, уже усталые, измученные, кто-то из женщин рыдает в голос, остальные идут молча с обреченными выражениями на лицах.

Ютланд остановил Алаца на середине дороги, хорт встал рядом и, вздыбив шерсть, оскалил зубы.

Вожак начал придерживать коня, крикнул издали:

– Тебе чего, мальчик?

Ютланд ощутил раздражение, видно же, что уже не мальчик, но каждый старается показать свое превосходство более взрослого и более авторитетного человека, которому дети должны смотреть в рот.

– Просто хотел спросить дорогу, – пояснил Ютланд. – А вы что за людей наловили? Вроде нет войны, чтобы вот так пленных.

Вожак ответил снисходительно:

– Это не пленные, а уклоняющиеся от налога в пользу господина. Теперь будут работать на его полях.

– Они едва на ногах держатся, – сказал Ютланд. – Кто-то умрет по дороге. А так с людьми вроде бы нельзя… я слышал. Это неправильно.

Вожак улыбнулся, но сказал свысока:

– Мальчик, ты еще не знаешь, что правильно или неправильно определяет тцар или его наместники. Только у них это право.

Ютланд заметил:

– Но ты не тцар. И вроде бы даже не наместник.

– Но у меня есть меч, – ответил командир отряда все еще весело. – А меч и есть право.

– Такое право легко потерять, – ответил Ютланд.

– Мальчик, – сказал командир все еще благожелательным голосом, но уже с предостережением, – думай, что говоришь!.. И сойди с дороги на обочину. Пока не проедем, стой с шапкой в руке и со склоненной головой.

– У меня нет шапки, – ответил Ютланд.

– Стой без шапки, – рыкнул вожак отряда, – но со смиренным видом! Ты не знаешь еще, что меч дает право?

– Мечи переходят из рук в руки чаще, – ответил Ютланд, – чем плотницкие топоры или пилы.

– Да, – согласился командир, – но это если их терять.

– Мечи можно отнять, – сказал Ютланд.

Командир посмотрел свысока и все с той же насмешкой.