Кажется, он уловил шпильку в моих словах и густо покраснев, пытается вернуть ситуацию в русло непринужденной беседы.

— Может… ещё что-то заказать?

— Конечно. Спасибо, что поинтересовался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ещё одно мое ироничное замечание он воспринимает уже с едва заметной агрессией — глаза сощуриваются, губы сжимаются в тонкую линию.

— Чего бы тебе ещё хотелось?

С особым напором он выделяет слово «тебе», как бы намекая на то, что мое желание — абсолютная блажь.

— Скажите, — интересуюсь я, чувствуя, что от тоски и скуки не спасает даже шампанское. — А у вас есть картофель-фри?

— Простите? — недоумевает официант.

— Что? — недоумевает Андрей Викторович, и я не могу понять, чьё недоумение больше.

— Картошка фри. Или бургеры? — продолжаю я, листая страницы меню с подробным описанием салатов, паштетов, мидий и осьминожьих щупалец.

— В нашем меню нет американской кухни, — дипломатично выходит из положения официант, и я решаю, что стоит оставить ему хорошие чаевые.

— Тонко! Тонко! — продолжает хохотать Андрей, когда вместо картошки фри я соглашаюсь на альтернативу в виде десерта. — Как ты проэкзаменовала его на профпригодность!

— Я никого не экзаменовала. Мне действительно захотелось картошки фри. И да, я прекрасно помню, что это ресторан французской кухни. Но наши желания… Сам понимаешь, иногда их очень трудно контролировать.

Я же сейчас только о еде говорю, верно?

Выдерживаю небольшую паузу, дав ему возможность от души насладиться моей неблагодарностью. И тут же добиваю новым предложением:

— А знаешь что, Андрей. Когда ты в последний раз был в Макдональдсе?

…Ещё через полтора часа, наполненного нервными смешками и натянутыми фразами Андрея: «Кто смеет возражать… Если женщина хочет!» выхожу из Мака со стаканчиком колы и большим меню в бумажном пакете. Андрей Викторович предлагал взять заказ через макдрайв, но в его машине было так же скучно, как и во французском ресторане, который мы оставили, даже не допив шампанское.

Внутрь заходить со мной Андрей Викторович категорически отказался — по его словам, от одного запаха жареных котлет у него начинается изжога. Не могу сказать, что меня это сильно огорчает.

Переступаю через сливной сток, стараясь не попасть между прутьев решетки, оглядываюсь на Мак, задерживаясь взглядом на втором этаже, на открытой террасе, где под покачивающимися на ветру зонтами стоят летние столики.

Какая знакомая картина. Когда-то я была очень счастлива. Когда-то давно, не сейчас.

Смотрю на авто, ожидающее меня, и перевожу взгляд на террасу. На авто — и снова на террасу.

Знаком показываю Андрею Викторовичу, что мне надо вернуться, скажем, в туалет, и он понимающе разводит руками, продолжая настраивать фм-тюнер, и посылая мне широкую улыбку в знак согласия, что подождёт.

Он еще не знает, что ждать ему придётся долго.

— Где у вас запасной выход? — возвращаясь в зал, спрашиваю у первого попавшегося работника, убирающего проход между столиками.

Недоумение — главное чувство, которое я сегодня во всех вызываю.

Так, прекрасно. Запасной выход есть, и он напротив главного входа — ещё и припарковаться можно неподалёку. Вызвав такси к перекрестку у запасного выхода, я ожидаю авто, и не могу побороть в себе ещё одно маленькое наваждение. Оставив заказ на одном из столиков, медленно поднимаюсь на второй этаж, на опустевшую к полуночи террасу. Открываю дверь — и ветер резко бьет мне в лицо. Его шуму вторит глухое хлопанье больших зонтов над столами, которые не защищают ни от дождя, ни от жары, но сейчас этот звук мне ужасно нравится.

Не обращая внимания на растрепанные волосы, подхожу к одному из столиков и сажусь на лёгкий железный стул. Кладу ладони на неудобные холодные подлокотники, с силой сжимаю их пальцами и, откинув голову назад, прикрываю глаза. Впервые за весь вечер я чувствую спокойствие.

Мне нравится здесь. За прошедшие годы как будто ничего не изменилось. Кажется, я до сих пор могу услышать запах дождя и надвигающейся грозы в воздухе, как в тот самый день.

Изменились только мы. Очень сильно изменились.

Но как же иногда хочется сбежать в прошлое.

Мысли прерывает сообщение водителя о том, что он на месте. Я как буто просыпаюсь, только сейчас замечая, что замёрзла, потому что в этот раз согреть меня некому. Пора уходить. Машина ждать не будет, и если я прозеваю заказ, мне придётся возвращаться домой в компании слишком разговорчивого Андрея, а к бурному общению я сегодня не готова.

Я чувствую себя очень уставшей, как будто бегу от самой себя и только сейчас понимаю, что это бег на месте.

Уходя с террасы, спускаюсь не по внешней лестнице, как в тот далекий вечер, а через зал. Забираю заказ, выхожу в двери запасного выхода, перебегаю небольшой перекрёсток и приземляюсь на сиденье ждущего меня авто.

— Проспект Ушакова, шестнадцать, — повторяю водителю адрес и он, сверив координаты, послушно трогается.

Когда мы сворачиваем с перекрёстка, вижу в окно, как на противоположной стороне улицы Андрей продолжает ждать в припаркованной машине. Я позвоню ему минут через десять, сошлюсь на срочные дела, или придумаю какую-то другую причину. Если он не слишком обидится, я сумею загладить конфликт. У меня обычно получается найти щадящую причину и объясниться, пусть выдумывая несуществующие отговорки. Кроме того, я всегда очень искренне сожалею.

Мне на самом деле жаль. Мне очень бы хотелось снова вовлечься, загореться, вспыхнуть, не чувствовать этой скуки и пустоты, раздирающей изнутри. Но пока что… Пока не получается.

Я нечасто вот так сбегаю со свиданий. Но сегодня как раз тот день и не самый удачный момент. И даже в этих случаях я никогда, ни с кем, ни разу не поссорилась. Два разумных человека всегда между собой договорятся и смогут объясниться — я всегда так считала, и это правило работало безупречно.

Но только не с Ромкой. Обо все его поступки и выходки это убеждение с грохотом разбивалось, как и остальные мои принципы. Самые безумные, жёсткие, выматывавшиеся ссоры у меня были только с ним. Господи, как же мы ругались. И по каким только поводам этого нe было.