Атмосфера в звукозаписывающей студии Hansa 2 до падения стены была уникальной. В довоенные годы здесь играли классическую музыку, в основном фортепианную. Во времена нацистского режима офицеры гестапо использовали студийные залы для торжественных мероприятий. А после появления стены пограничники на вышках с легкостью могли наблюдать за происходящим в студии через полевые бинокли. «Атмосфера была настолько эпатажной, настолько возбуждающей и гнетущей, что заряжала энергией всю группу», – вспоминал Тони Висконти о нескольких неделях, проведенных в тени стены. Боуи называл большой зал, где проводились записи, «the big hall by the wall». Ему, как позже и группе Depeche Mode, казалась привлекательной сама мысль о том, что он творит в точке столкновения двух политических идеологий. Позже группа U2 тоже поддалась очарованию этого места и в 1990–1991 годах записала здесь свой знаковый альбом Achtung Baby. В списке легендарных альбомов, записанных в студии Hansa, можно найти The Idiot и Lust For Life Игги Попа, Misplaced группы Marillion, а также пластинки Nick Cave & The Bad Seeds Nighttime, Brighter Than A Thousand Suns и The Firtsborn Is Dead. Разумеется, в «the big hall by the wall» записывались и немецкие музыканты, но поскольку долгое время студию арендовал известный немецкий шлягер-продюсер Джек Уайт, в списке записывавшихся на Hansa 2 можно найти имена Тони Маршалла, Лены Валайтис и Юргена Маркуса.

Вечера Боуи, как и Гор, любил проводить в Кройцберге. Здесь находилось множество питейных заведений, типичных для этой части города. В этих местах продавали бутылочное пиво, сюда никогда не проникали солнечные лучи, здесь звучала мрачная музыка под стать атмосфере. Одним из примеров такого заведения был Exil на Пауль-Линке-Уфер, 44, – легендарная пивная для актеров, музыкантов и прочих людей искусства (сегодня по этому адресу располагается итальянский ресторан). Еще одним местом встречи для представителей авангардной сцены начала восьмидесятых стал бар Risiko, располагавшийся рядом со станцией Йоркштрассе между Кройцбергом и Шененбергом. Сюда приходил Бликса Баргельд с другими участниками группы Einstürzenden Neubauten, здесь заводил свои первые знакомства эмигрировавший из Австралии джанки Ник Кейв, здесь Мартин Гор пил пиво, наблюдая странные дилетантские выступления берлинских поэтов, художников и музыкантов, которые было принято называть «баттлами».

Превосходный литературный портрет берлинской сцены тех времен можно найти в книге Свена Регенера «Младший брат», вошедшей в трилогию «Господин Леманн». Роман рассказывает о городе, в котором долгие зимы стирают границы между днем и ночью, а искусством становится все, что автору взбредет назвать искусством.

В Кройцберге процветал культурный дилетантизм. Впечатления от окружающего мира превращались здесь в искусство на грани провокации. Музыканты и артисты не прятались по своим каморкам, они предпочитали всегда быть на виду: пьянствовали, бахвалились, открыто репетировали на публике, вели себя вульгарно. Некоторые уголки Западного Берлина в конце семидесятых и в начале восьмидесятых превратились в самые настоящие творческие анклавы. Ведь условия аренды в Берлине были вполне приемлемыми для городской богемы, а среда располагала к декадансу. Фрэнк Тови, выступавший под псевдонимом Fad Gadget, посвятил свою песню Collapsing New People именно этой берлинской среде. Песня стала невероятно точным портретным описанием участников Einstürzenden Neubauten (англ.: Collapsing New Buildings), известных своей способностью по несколько ночей обходиться без сна с помощью спидов.

Когда Боуи оказался в Берлине и когда семь лет спустя сюда переехал Гор, они увидели, что город постепенно обретал новое лицо. Это лицо после падения стены стало одним из важных инструментов городского маркетинга: Берлин был доступным и соблазнительным. «Я приехал в Берлин, чтобы открыть для себя новый образ жизни и новую атмосферу», – говорил Боуи, оглядываясь назад. И, подводя итоги своего пребывания в городе, он, вероятно, чувствовал то же, что позже будет чувствовать Гор: «Я не знаю, изменило ли время, проведенное в Берлине, меня или мое творчество, но этот город определенно дал мне заряд творческой энергии».

В чем отличие Гора от Моррисси, от чего он бежал в Шлезвиг-Гольштейн и что общего, по его мнению, между любовью, сексом и выпивкой

В 1985 году в Великобритании помимо Depeche Mode существовало еще две группы, которые работали с независимыми лейблами. Их альбомы и синглы тоже частенько взбирались на верхушки популярных чартов. Одной из таких групп был коллектив New Order – последователи Joy Division, работавшие с лейблом Factory Records. Второй – The Smiths, сотрудничавшие с Rough Trade Records. Обе команды были родом из Манчестера. Если сравнить The Smiths с Depeche Mode, то можно сразу же обнаружить несколько параллелей. Параллели эти прежде всего касаются не самих команд, а авторов их текстов: Моррисси и Мартина Гора. Оба они были вегетарианцами, причем Моррисси – воинствующим, а Гор – толерантным. Он вместе с его коллегой по группе Аланом Уайлдером, также придерживавшимся вегетарианства, мог совершенно спокойно смотреть, как остальные участники группы поглощали на фуршетах несметное количество мясных продуктов. Кроме того, Моррисси и Гора объединяло крайне осознанное отношение к индивидуальности собственного стиля, а также любовь к литературе. Однако если говорить об их текстах, то различия между ними очевидны.

Моррисси стремился к уникальности, предпочитал витиеватые предложения, длинные названия и отсылки к литературным произведениям. А Гор, сам провозгласивший себя Симплициссимусом[2], максимально доступным языком писал о том, что его волновало. В 1985 году его в первую очередь волновал тот факт, что человеческая жизнь, как правило, бедна на события. «Я хочу показать, что жизнь скучна, – рассказывал он в интервью NME. – Тот, кто стремится пройти по самому краю, теряет способность к осмыслению жизни. Потому что настоящая жизнь далека от крайностей, как и мы сами. Что уж говорить о нашей музыке». Затем после короткого размышления, найдя, наконец, удачную формулировку для описания своих текстов, он добавил: «Мне кажется, что девиз нашей музыки: “Любовь, секс и выпивка против скуки”.

Многим людям мои песни о любви кажутся слишком сентиментальными. Но я считаю любовь одним из способов утешения, спасением от скуки – точно таким же, как секс и алкоголь».

Нетрудно догадаться, что особенно скучные обстоятельства требовали еще большей порции утешения. «В целом туры – это обычно очень скучно, – говорил Гор. – Поэтому мы – ну, или некоторые из нас – каждый вечер ходим куда-нибудь, заказываем выпивку и хорошо проводим время. Это способ утешения, понимаешь? Я точно знаю – это именно то, чего ждут от любой рок-группы. Впрочем, сходить куда-то и выпить – это еще и способ повеселиться, также как и выключиться из жизни». В отличие от Моррисси Гор не стремился выглядеть интеллектуалом. Кроме того, он вполне осознавал, как это сказывается на целевой аудитории группы. «Разница между нами и The Smiths состоит в том, что наши пластинки покупают из-за музыки, а их – в основном из-за текстов Моррисси, – говорил он в одном из интервью журналу Zig Zag. – Могу предположить, что примерно одна десятая процента от общего числа наших пластинок куплена из-за текстов, и уж точно ни одна из них не куплена просто из симпатии к нашим персонам». Конечно, здесь Гор несколько преувеличил, однако СМИ разделяли его точку зрения. Кто-то из представителей прессы даже описал Depeche Mode как «группу ребят, которые на вечеринках обычно отсиживаются где-нибудь в уголке».