— Еще Суворов говорил, что с юных лет надо приучаться прощать проступки ближних и никогда не прощать собственных. А Москва как была Первопрестольной, так и осталась. Смешно, когда некоторые считают ее Вавилоном. В Москве каждый день совершается около трехсот литургий. А «где преумножается грех, там преизобилует благодать». Хотя молодежи особенно тяжело в больших городах: вокруг одни пороки. Не одно, так другое: не выпьет, так в казино зайдет, не в казино, так наркотики, не наркотики, так протитуция. И чтобы справиться с этим кошмаром, надо иметь твердые ориентиры, знать цели. Ведь человек, который ни во что не верит, совершенно беззащитен. Леля, вера — это наше спасение. Все храмы открыты, священники ходят по улицам, на каждом шагу развалы духовной литературы… А ведь совсем недавно я прятал такие книги под диваном и всерьез опасался ареста. Ты не подозревала об этом. Зато сейчас Господь как бы говорит нам: «Если вы не воспользуетесь этим, я могу все забрать!» И есть старцы, на чьих молитвах мы держимся, и настоящие верующие были и останутся всегда. А дети, которые зависят от родителей? Господь не спросит у них на суде, учили ли они ребенка английскому, водили ли в бассейн и купили ли компьютер. Он спросит, воспитывали ли они его по заповедям Божьим, водили ли в церковь и учили ли Закону Божьему. До свидания, Леля, — шепчет Игорь. — Храни тебя Господь… Прощай…

— Мне рассказывали, что, когда рабочие строили храм Христа Спасителя, матюгались через два слова на третье. Нет, я, конечно, понимаю, рабочий класс — тут все характерно, но это не простое строительство, а храма, причем какого! Раньше на строительство храмов любых строителей вообще не брали, только специальных, прошедших пост и молитву…

Игорь пожимает плечами.

Ольга медленно бредет по набережной к дому, с трудом переставляя непослушные ноги. Кажется, еще несколько шагов — и она упадет без сил. Она замерзла, устала. И конечно, не оделась «капустой»…

Оля вдруг думает, как хорошо ей стало недавно просыпаться под звон колоколов маленькой церкви, несколько месяцев назад отреставрированной в соседнем переулке. Она вспоминает, как несколько лет назад, когда тяжело заболел Максим, бросилась за помощью к батюшке. Верила, что поможет. Наверное, ей просто не повезло. Или ее прегрешения оказались чересчур тяжелы. От батюшки сильно пахло чесноком, он был розовощек и молод и сразу стал выпытывать у Ольги о ее грехах. Их набиралось не слишком много: один аборт, крашеные ресницы, брюки… Батюшка казался разочарованным, ведь все дело в грехах матери, а может быть, он просто торопился, но толком ничего Ольге объяснить не смог. И она вдруг с ужасом поняла, что он ей нравится, что ей хочется его по-простому соблазнить, переспать с ним… Именно потому, что батюшка… В ужасе от самой себя Ольга бросилась вон из церкви. До сути случайной прихожанки розовощекий батюшка так и не добрался. Она постигла свою душу сама.

Внезапно Ольга понимает, что Игорь не ошибся и сделал единственно необходимое. Учитывая любые обстоятельства, которые не стоит учитывать. Выбрал путь, которым следовало идти. Остальное — пустое… Несмотря ни на что. Только что Игорь оставил ей? Что делать ей теперь без него?… И дети… которых она неправильно растила и воспитывала…

У самого подъезда ей на плечи брызгает несколько ленивых, вялых капель. Темнеет. Заканчивается обычный день. И начинается очередной дождь… Из-за двери приветственно орут бодрые «Скорпионы».

— Оля, — неуверенно пробормотала Ксения в трубку, — мне нужна няня… Порядочная и верная… То есть Дашке нужна. Маруся не справляется. Я тут попробовала поговорить с нашей театральной вахтершей, тетка очень хорошая. Она говорит: «Я сама бы пошла с дитем сидеть — хорошая работа, да соседку парализованную надо навещать, от нее дети отказались. Я у нее вчера часа четыре посидела, собралась уходить, а она: «Куда ты, Тоня? Так мало побыла! Посиди еще!» Вот и сижу, жалко ее, тоскует она…» И мне подумалось: страдание всегда — некая болевая точка, точка пересечения добра и зла. Лелька, так страшно жить… Найди няню!

— Найдем. — Оля говорила тихо, почти шептала, словно рядом кто-то спал. — Сил моих больше нет… Вот Натка орет, что нужно быть мужественной и стойкой, как противотанковые ежи, словно на нас напал враг. Общее место. Она недавно встретила твоего Олега. Мне кажется, он сам подкараулил.

Ксения сжала мобильник в руке, пальцам стало больно.

— Разлюби твою мать… О чем беседовали? Не припомнишь? Что Наталья рассказывала? А мне она ни полслова…

— Не хотела зря будоражить. Беда у него какая-то… Тоже летом случилась. Что за лето было безумное! — глухо отозвалась Ольга. — Ты бы ему позвонила.

Ксения помолчала. Три секунды на раздумье…

— Беда? Ладно, позвоню… Когда куплю хлеб и сварю Дарье проклятую кашу. Сплошные Дашко-кормежки! Ты не забудь про няньку. Нужна срочно.

Ксения швырнула сотовый на стол и задумалась.

Олег… Олеженька… Олежек… Задыхающийся шепот в трубку: «Целоваю…»

Какое с ним приключилось несчастье?

Дашка подняла отрывистый, тонкий визг с крещендо. Ксения вздохнула:

— Опять Назгул пролетел!

Успокоила внучку.

Денис солидно и деловито раскладывал по столу взятую из вазочки для угощения гостей дюжину совершенно одинаковых шоколадок «Аленка». Абсолютно одинаковая девочка на обертке. Разложил их рядком и подложил к ним обрывок салфетки, на котором крупно написал под стрелкой, указывающей на шоколадки: «Клоны».

— Ксения, а ты знаешь, почему концерн Билла Гейтса называется «Майкрософт»?

— Через почему, — пробубнила она. Денис взялся просвещать темную тетку.

— В детстве Гейтс был очень жадным. Однажды он с приятелями-школьниками играл в бейсбол. У одного из игроков порвалась кроссовка, и он, чтобы скорее вернуться в игру, хотел схватить со скамьи запасных первые попавшиеся под руку кроссовки. Они оказались Билла, и он не разрешил их взять, накрыл руками и закричал: «Май крософ!» И команда проиграла. А прижимистого Гейтса после этого стали дразнить: «Майкрософ». Когда он называл свою фирму, вспомнил свое прозвище и решил ее назвать «Майкрософт». Ксения хихикнула.

— Юморист ты, Денис Валентинович! И очень образованный малый.

— А кто такие менестрели? — спросил Денис.

— Это бродячие певцы давних времен…

— Я маму спросил вчера, а она вдруг как заорет: «Слушай, я не понимаю, ну что ты меня отрываешь от книги из-за каких-то бродячих певцов?! Мне до бродяг дела нет!»

Ксения снова вздохнула. Варька, Варька… Та самая, которая…

Летом на даче Денис с приятелем разжег огонь под раскладушкой. В результате от раскладушки остался один железный каркас.

Варвара сначала впала в шок, а потом в истерику. Денис искренне удивился:

— Ну зачем так кричать? Ничего страшного! Возьми иголочку и аккуратно зашей эту дырочку. И все будет нормально!