При современных настроениях в обществе считалось очень правильным и благородным уберечь кого-либо от страданий или преждевременной смерти.

Ключевым словом здесь было "преждевременный". В мире, населенном девятью биллионами человек, воскрешение из мертвых было запретным – да что там запретным, самоубийственным! – деянием. Видит Бог, население Земли и так уже превышало то количество, которое могла выдержать планета. Правительство успешно дискредитировало Ассоциацию Крионики и прикрыло производство сыворотки Мерсера, замедляющей процессы старения. И вот возникла новая угроза – самая пугающая и невероятная из всех, с которыми властям когда-либо приходилось сталкиваться.

Они поговорили с Ним и объяснили Ему, каким бедствием это может обернуться для мира. Они исследовали Его пальцы. Он продемонстрировал, как он превращает Свои руки в скальпели, как Его пальцы становятся ножами с толщиной лезвия в три молекулы, способными проникать в тело и выполнять операции лучше любого микрохирургического инструмента. Возможность того, что подобный талант будет пущен в ход, повергла представителей властей в ужас.

Впрочем, они по мере сил попытались скрыть свою реакцию от Него. Его интеллектуальные способности были куда шире, чем у кого бы то ни было за все время существования человечества. Обычный человек редко использует даже треть возможностей своего мозга, Он же использовал почти сто процентов.

Поскольку Его ничего не сковывало, Он придерживался того, что считал высшими ценностями существования. Одной из этих ценностей было убеждение, что следует поддерживать жизнь человека как можно дольше и хранить его здоровье как можно лучше. Поскольку Он отказался спокойно смотреть, как люди умирают, притом, что Он может покопаться в их телах и исцелить их своими волшебными пальцами, Он превратился в угрозу для Всемирного Правительства. Поскольку Он мог проникнуть в печень или в почки и прооперировать их так, как это было не под силу ни одному смертному хирургу, поскольку Он мог почистить легкие или с корнем удалить рак прямо на клеточном уровне, нельзя было позволить Ему существовать. Мы наделили Его совестью, а Он создал в себе новые системы, позволяющие так преобразовывать руки. Мы дали Ему мозг человеческого типа, задействованный практически на полную мощность, и Он начал, сознательно трудясь над Собой, обгонять Человека на пути эволюции. Дав Ему то, что мы дали, и вложив все, что вложили, мы должны были ожидать чего-то в этом духе.

Но мы этого не предвидели. И потому случившееся вызвало панику.

Руководители проекта, которые занимались исключительно тем, что пытались ответить на вопросы, в которых ни черта не смыслили, – эти самые руководители решили прекратить дальнейшие работы, а первого андроида разобрать – эти идиоты так и сказали: разобрать!. Причиной такого решения послужила частично Его способность повышать продолжительность человеческой жизни (это притом, что ученые энергично работали над тем, чтобы не позволять людям жить дольше восьмидесяти пяти лет, и притом, что тайная полиция Всемирного Правительства ликвидировала бессчетное количество исследователей, пытавшихся втайне открыть секрет бессмертия), а частично то, что военные испугались сверхчеловека, в которого Он мог со временем превратиться, сверхчеловека, способного перестраивать свое тело в соответствии с обстоятельствами. Власти сочли Его потенциальной угрозой, а не инструментом, который люди могли использовать себе на благо. Они даже не желали знать, каким образом Он сумел перестроить Себя. Они просто хотели как можно быстрее "разобрать" Его и уничтожить всю информацию об этом проекте.

В ту же ночь я Его похитил.

Не спрашивайте меня, зачем я это сделал. Если бы нам приходилось все объяснять самим себе, жизнь превратилось бы в непрерывный поток слов, а наши ангелы-хранители неодобрительно покачали бы головами.

Наверное, меня к этому подтолкнуло то, что я видел, как Он оживил человека, которого я оставил мертвым. Можете мне поверить, это потрясло бы любого врача. Я просто не мог позволить, чтобы эти чудесные руки и создавший их мозг разобрали на составные части и сожгли. Точно так же Пикассо не мог бы стоять и спокойно смотреть, как пьяные эсэсовцы уничтожают бесценные полотна Парижского музея, вспарывая их штыками. Что мне оставалось делать?

Ночью я разбудил Его, объяснил положение вещей, и мы ушли вместе. У меня были ключи от лаборатории и от того помещения, где Он жил. Охранники привыкли к моим приходам и уходам. Кроме того, они никогда не видели Его и посчитали еще одним то ли врачом, то ли техником. Так что все было тихо. До следующего утра.

Это произошло неделю назад. С тех пор мы стали беглецами.

И бегать нам пришлось быстро и много.

В настоящий момент мы, находясь в туалете коммерческого кругосветного ракетоплана, приближались к западной границе бывших Соединенных Штатов. Он снял рубашку и встал передо мной. Превосходный образчик. Сплошные мускулы и ни грамма жира. Он сказал, что разработал новый способ перестройки тканей тела, при котором вся пища, не переработанная в энергию, идет на создание новой разновидности мышечных волокон. Если организму нужна дополнительная энергия, он может использовать эти волокна наравне с жиром, и не нужно маяться и сжигать бесполезные ткани, когда в том нет необходимости. Рана на Его плече была примерно в дюйм глубиной и в три дюйма длиной. Она не кровоточила, хотя ни струпа, ни сгустка крови не образовалось. Я предположил, что Он остановил кровь, хотя не знал, как именно Он это сделал.

– Лучше бы заштопать, – сказал я, раздвинув края раны и посмотрев на разорванную плоть. Она выглядела не слишком хорошо, но почти не покраснела и не воспалилась. – Я смогу сделать грубый шов прямо сейчас, но...

– Не нужно, – сказал Он. – Я заканчиваю этап преобразования своего организма.

– И что?

– В ближайшие полчаса я смогу окончательно исцелить себя.

– Ты серьезно? – иногда я бываю чрезвычайно туп.

– Потому я и сказал, чтобы ты не беспокоился.

Я сглотнул и отпустил края раны. Они сошлись обратно, словно резиновые.

– Ясно.

Он положил руку мне на плечо. Неожиданно оказалось, что мы поменялись ролями. Теперь Он был "отцом", а я – "сыном". Я снова подумал – как низко пал бывшая гроза интернов. В Его проницательных голубых глазах отражалась отеческая забота, а на тонких алых губах играла слабая улыбка.

– Ты по-прежнему нужен мне, Джекоб. Мне всегда будет нужен человек, с которым можно поговорить, который способен понять меня. Ты – часть меня, и ничто не сможет разорвать наши взаимоотношения.

– Ладно, – сказал я, стараясь не встречаться с Ним взглядом, – пошли на места. Скоро посадка, и лучше не пропускать этот момент.

Мы прошли через ужасно длинный салон. Пассажиры читали журналы, потягивали какой-нибудь из трех предлагаемых им напитков, попыхивали сигаретами с марихуаной или даже дремали. Или следили по личным комскринам за выступлением Мейсона Чамберса. Знаменитый скандальный журналист наклонился вперед так, что его редкие, черные с проседью волосы чуть не расползлись в разные стороны и не обнажили тщательно замаскированную лысину, и произнес: