Я промолчала: у меня были свои планы, как избежать этих пьяных танцев. Потому что всё это уже было. А в итоге — аборт, слёзы и невозможность забеременеть, как мы с Максом и не старались.

— Ленок, папка готова, — отвлекла меня Таня от моих мыслей. — На, держи, и не забудь ознакомиться. Там программа, список выступающих — и всё такое...

— И всё такое, — принимая папку, зачем-то повторила я.

Папка была красивая: блестящая, серебристая, с огромным логотипом «Systems One». Логотип походил на звезду, манящую обещанием, что всё-всё обязательно будет хорошо. Но в чудеса я не верила. Не ведая о том, что меня ждёт (гром не загремел — не засверкала и молния) я чмокнула воздух рядом с Таниной щекой. Вздохнув знакомый Танин парфюм (дорогой, но приторный), я отправилась к выходу. Дойдя до стеклянных дверей, где к «нагнетке» надо было приложить пропуск, я на минуту замешкалась, путаясь между карманами пиджака и лайкового жакета. Папка потёрлась о мой бок и, кувыркнувшись, бухнулась мне под ноги, разбросав вокруг себя лифлеты, рекламы, программу, мой авиабилет и подтверждение брони.

— Что б тебя! — от всей души пожелала я папке, поддёрнула юбку, присела на корточки.

— Что б меня? — раздалось сверху хрипловато-насмешливое.

Ахнув, я торопливо вернула подол на его законное место. В это время перед моим носом возник носок элегантного мужского ботинка из коричневой замши. Рядом, помедлив, пристроился и второй. Все ещё сидя на корточках, я ухитрилась закинуть вверх голову и уперлась взглядом в то хрестоматийное место, где в мужских брюках заканчивается молния в ширинке. В ответ ширинка подёргалась (её владелец сунул руки в карманы брюк, сообразила я), и ботинки чуть-чуть отступили. «Молодец. Но, между прочим, мог бы даме и помочь», — с досадой подумала я, возвращаясь к сбору бумажек, веером рассыпавшихся по полу.

— Вам помочь? — весело поинтересовались сверху.

— Нет, на меня посмотреть, — тихо огрызнулась я, отклеивая от пола свой билет в Данию.

— А-а… Ну, как скажете.

Я прямо чувствовала затылком этот игривый взгляд и насмешливый голос.

— Может быть, вы меня всё-таки обойдёте? — предложила я, ловя липнувший к ламинату лифлет с программой конференции.

— Не могу, — доложили сверху.

— Это почему?

— Да потому что вы присели прямо на дороге.

Мне сразу вспомнились и моё сочное детство, и подмосковный лесок, и пионерский лагерь под Клязьмой, и вся та ситуация, когда «мальчикам — налево, девочкам — направо». Невольно фыркнув, я всё-таки ускорилась. Собрав папку, начала подниматься. Я вставала, а перед моим взором проезжали серые брюки, пуговицы белой рубашки, отворот дорогого твидового пиджака, тугая линия шеи и чисто мужской подбородок. Наконец, я рассмотрела того, кто возвышался надо мной. Развёрнутые плечи. Высокий. Очень тёмные, почти чёрные волосы. Ухоженный, но не лощёный. А ещё от него исходил тот самый, потрясающий аромат, который я обожаю — «Fahrenheit», напоминающий запах осени на мужской коже. Незнакомец вообще относился к тому складу мужчин, о котором моя мама любила говорить: «Хочешь не хочешь, а хочешь». Но пуанту внешности моего незнакомца составляло даже не это, а самые странные глаза, какие я когда-либо видела. Очень светлые, прозрачные, текучие, как вода. Уверенные, острые. Мужчина вообще производил впечатление человека, привыкшего, чтоб все его развлекали.

«Сколько ему лет? Тридцать пять? Тридцать?» Пока я разглядывала его, светлые очи хитро прищурились.

— Между прочим, вы забыли. — Мужчина с преувеличенной любезностью указал на моё упущение — прямоугольник белой бумаги, лежащий на полу. Прямо под моим каблуком. — Вы как, ещё раз присядете?

Он явно поддразнивал меня. Недолго думая, я наклонила к плечу голову, обозревая его с головы до ног. Медленно. Очень медленно. Но мужчина не смутился, а весело кивнул:

— Ладно, я понял. Тогда я присяду за вас.

Я ещё не успела придумать достойный ответ, когда мужчина аккуратно поддёрнул брюки и буквально стёк вниз по моим бёдрам. Мне стало жарко. Потом холодно, точно в желудке образовался жидкий лёд. А потом у меня вообще свело пальцы рук, когда у моего правого колена оказалась его темноволосая голова, плечо, и я вдруг почувствовала тепло. Мужчина был осязаемым. И очень живым. И он до меня дотронулся, отправив свою руку в район моих щиколоток, пробираясь пальцами между моих чуть расставленных ступней.

— Вы что? — встрепенулась я.

— Подбираю визитку, — невозмутимо доложил мне незнакомец, демонстрируя зажатый между пальцев белый прямоугольник. Я невольно попятилась.

— Вы мне пальцы отдавите, — пожаловался мужчина и протянул мне визитку. Он по-прежнему глядел на меня снизу-вверх, ухитряясь при этом одновременно поглаживать взглядом мои ноги. — Кстати, тут написано... — незнакомец опустил глаза и прочитал: — Елена Григорьевна Ларионова... Ларионова — это вы?

Я молча открыла папку — он изогнул бровь, но бросил визитку внутрь.

— Спасибо за помощь. Это было изумительно, — в своём фирменном стиле поблагодарила я, собираясь ретироваться (обойти его и выйти, наконец, из этого душного офиса, в котором явно было что-то не так с вентиляцией. Потому что мне катастрофически перестало хватать воздуха).

— Ещё не было, — поднимаясь, почти касаясь меня, тихо ответил мужчина.

— Простите, чего не было?

— Я говорю: изумительно вам ещё не было.

Как всегда, в момент гнева и растерянности, у меня напрочь перехватило дыхание. Я стояла и хватала ртом воздух.

— Алексей? Лёха? Андреев? Ты? Какими судьбами? — загрохотал на другом конце коридора низкий бас. По коридору прямо к нам направлялся «Сыч». Сообразив, что ВладимВадимыч через секунду доберется и до меня и предложит мне объятия, отдающие кислым китайским чаем, я моментально юркнула за твидовую спину.

— Это вас, что ли, кличуть? — с говорком рязанской бабушки на завалинке осведомилась я, дыша смутившему меня «Лёхе» в затылок. «Лёха», чьё прозвище больше подходило к среднерусской возвышенности, нежели к дорогой замше, дёрнулся и обернулся. Прозрачные глаза задержались на моём лбу, потом съехали мне на переносицу, плавно и осязаемо спустились к губам, где и остановились.

— А ты язва, — шепнул он мне прямо в мой приоткрытый рот. — Но ты со мной не справишься. Так что даже не начинай, Ларионова.

Я замерла. «Лёха» безмятежно фыркнул, ещё раз обозрев мой приоткрытый рот и повернулся к «Сычу». Раскинул руки, как крылья, и пошёл к нему вальяжной походкой заглянувшей на огонёк звезды.

— ВладимВадимыч, — дурашливо запел «Лёха», — а вы все молодеете.

— Скажешь тоже, — загоготал довольный «Сыч». — Ну, как там в Германии?

«А, так ты, из Германии?»

— Гитлер капут, — совсем уж по-хулигански прошептала я в твидовую спину. «Сыч» прищурился, пытаясь разглядеть в коридоре существо женского пола. «Лёха» обмер. Я озорно прищёлкнула пальцами и пулей вылетела из офиса. Подставила лицо тёплому сентябрьскому солнцу и расхохоталась. «Занятный парень, — вспомнила я прозрачные глаза. — Но — не моё шоу».