Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тончайшие уставы мастеря,
Ты в октябре примеришь их, бывало,
И сносишь к середине ноября.
За краткий срок ты столько раз меняла
Законы, деньги, весь уклад и чин
И собственное тело обновляла!..
В непрестанной борьбе групп, движимых корыстными интересами, напрасно было бы искать «прогрессивные» течения. Историки XIX и XX вв. нередко модернизировали и вульгаризировали события XIII столетия. Так, например, некоторые итальянские довоенные историки, объявив Черных гвельфов «предтечами фашистов», приписывали им важнейшую историческую миссию (развитие капитализма и отечественной буржуазии). В романтической историографии XIX в. можно встретить крайнюю идеализацию Белых гвельфов, которым приписывались самые демократические свойства, причем игнорировалось то обстоятельство, что во главе их стояли банкиры Черки и что в их среде было не меньше магнатов, чем в рядах Черных; известно также, что изгнанные из Флоренции в 1302 г. Белые немедленно заключили союз с гибеллинами.
Из сохранившихся в архивах скудных документов о семье Данте нам известно, что Алигьери владели домами и участками земли во Флоренции и ее окрестностях; они были людьми среднего достатка. Отец Данте, вероятно юрист, не брезговал ростовщичеством и по флорентийскому обычаю давал деньги в рост. Он был женат дважды. Мать Данте умерла, когда поэт еще был ребенком. Ее звали Белла (вероятно, Изабелла): в нотариальном акте 1332 г. читаем: «Domine Belle, olim ... matris Dantis» («Госпоже Белле, некогда... матери Данте»). Отец Данте умер до 1283 г. Восемнадцати лет от роду Данте стал старшим в семье. него были две сестры: одну из них звали Тана (Гаэтана); другая, чье имя нам неизвестно, вышла замуж за Леоне ди Поджо, герольда флорентийской коммуны. Племянник Данте, Андреа ди Поджо, очень походил внешним обликом на своего знаменитого дядю. С Андреа был знаком Боккаччо, получивший, как можно предполагать, от него некоторые сведения о семье Алигьери. Молодая дама, которая склонилась над ложем больного поэта («Новая Жизнь», XXIII), была одной из сестер Данте. Франческо, брат Данте, в декабре 1297 г. считался юридически совершеннолетним, т. е. ему было не менее 18 лет; этим временем датирован документ, из которого мы узнаем также, что вместе со старшим братом он взял взаймы порядочную сумму денег — 480 золотых флоринов. Изгнанный в 1302 г. из Флоренции, Франческо Алигьери вернулся на родину; враждебная партия Черных его не преследовала, и он смог оказать Данте и его семье некоторую помощь. В 1332 г. Франческо купил участок земли близ города, где и проживал под старость.
Когда снова разгорелась война между Флоренцией и ее гибеллинскими соседями, Данте принял участие в военных походах. В «Божественной Комедии» несколько раз упоминается битва при Кампальдино (11 июня 1289 г.), в которой войска Ареццо были разбиты наголову. Данте также находился среди флорентийцев, осаждавших замок Капрону близ Пизы. Есть достаточно оснований утверждать, что Данте учился в школе правоведения в Болонье[1], где познакомился с поэтом и впоследствии знаменитым юристом Чино да Пистойя. Болонского поэта Гвидо Гвиницелли Данте назвал в «Божественной Комедии» (так же как Каччагвиду и Брунетто Латини) своим отцом. Гвиницелли явился основоположником того «сладостного нового стиля», который восприняла и развила флорентийская поэтическая школа во главе с Гвидо Кавальканти.
Боккаччо пишет в своей лекции об «Аде», что дама, в которую был влюблен Данте, звалась Беатриче, что она была дочерью богатого и уважаемого гражданина Фолько Портинари (умершего в 1289 г.) и женою Симоне де'Барди из влиятельной семьи флорентийских банкиров. На свидетельствах Боккаччо основывается идентификация благороднейшей и несравненной госпожи «Новой Жизни» с Беатриче, исторически существовавшей во Флоренции. Следует заметить, что мачеха Боккаччо, Маргарита деи Мардоли, дочь монны Лаппы, рожденная Портинари, приходилась троюродной сестрой Беатриче. В конце 1339 г. Боккаччо мог еще застать в живых госпожу Лаппу или слышать в семье ее рассказы о прошлом. Несмотря на то, что Боккаччо порой и присочинял к биографии Данте некоторые подробности, это свидетельство заслуживает доверия.
В своем юношеском произведении «Новая Жизнь» («Vita Nuova»), написанном в начале 90-х гг. XIII в., вскоре после смерти Беатриче (1290), Данте почти ничего не говорит о событиях своего времени. Его «малая книга памяти» (так называет Данте «Новую Жизнь») написана в стихах и прозе. Примечания к сонетам и канцонам «Новой Жизни» напоминают провансальские razos de trobar[2]. Но молодой флорентийский поэт оживил систему поздних провансальских комментаторов. «Новая Жизнь» — первый психологический роман в Европе после гибели античной цивилизации и вместе с тем лучший сборник лирических стихов Высокого Средневековья.
В начале повествования мы узнаем, что автор видел впервые Беатриче, когда ему было девять лет, а ей почти исполнилось девять. Числа «девять» и «три» во всех произведениях Данте многозначимы и неизменно предвозвещают Беатриче. Числом «девять» отмечено ее младенческое явление отроку Данте и ее появление на флорентийском празднестве в то весеннее время, когда она предстала взору юноши в полном расцвете своей красоты. Беатриче умерла, когда совершенное число «десять» повторилось девять раз, т. е. в 1290 г. На страницах «Новой Жизни» ничего не сказано определенно о месте, времени, людях: события происходят в «неком» городе; в одной из глав Данте скачет на коне, удаляясь от этого города, по берегу быстрой и прозрачной реки, но поэт не называет ни Флоренции, ни Арно. Догадливые комментаторы высказывают предположение, что Данте направлялся на Кампальдинское поле битвы или к стенам осажденной флорентийцами Капроны. Иногда поэт, как бы нехотя разжимая губы, упоминает имя благороднейшей госпожи — Беатриче.
В «Новой Жизни» чередуются сны. Владыка Амор, являвшийся уже сицилийским поэтам в облике молодого и гордого сеньора, говорит с поэтом то по-латыни, то на народном языке о смысле и природе его чувств, дает ему наставления, укоряет, предвозвещает грядущие бедствия. Он предстает также в одеждах пилигрима, а в сновидении Данте за спиной Амора можно угадать крылья. Сам автор раскрывает его аллегорическую сущность в XXV главе, ссылаясь на риторику древних, прибегая к авторитету Вергилия, Лукана, Горация и Овидия (те же поэты, вместе с Гомером, принимают его в свой круг в IV песни «Ада»).
Данте не сразу преодолел уже застывший тосканский литературный стиль, наследие сицилийцев и Гвиттоне д'Ареццо. В первых главах «Новой Жизни» встречаются слишком осложненные «гвиттонеанские» сонеты, в которых звучат ламентации, привычные для уха тех, кто знаком с поэзией XIII в. Эти жалобы и сетования, эти укоры немилосердной смерти, похитившей цвет юности, порой прерываются выразительными стихами, достойными будущего великого мастера.
От
