Одним из первых (если не первым) случаев подобной коллаборации является сотрудничество бывших советских граждан с Японией. В принципе, подобное взаимодействие было уже в определенной степени подготовлено белой эмиграцией. Так, в частности, генерал-лейтенант атаман Григорий Семенов сумел создать довольно эффективную собственную разведывательную сеть и полученной информацией делился с японцами. В частности, он информировал Токио об изменении численности групп и перемещениях кораблей в дальневосточных портах[2]. А Генерального штаба Русской императорской армии полковник Николай Ушин служил у военного атташе Маньчжоу-Го в Берлине. Касаясь собственно советской коллаборации, то, по свидетельству Александра Яцевича, бежавшего с группой единомышленников из тюрьмы в Сибири (где он содержался в связи с предыдущим неудачным побегом) в 1936 году, они были зачислены в состав японской армии и приняли участие в боях у озера Хасан 29 июля — 11 августа 1938 года.

Была предпринята попытка создания коллаборационистских частей (Русской народной армии) и в ходе советско-финляндской войны 1939–1940 годов. В ней приняли участие представители эмигрантского Русского общевоинского союза и советский невозвращенец, бывший функционер из секретариата Сталина Борис Бажанов. В итоге в РНА вступило 550 человек. Правда, в отличие от соратников Яцевича, в боевых действиях они участия практически не принимали, так как формирование армии прервалось с началом мирных переговоров. Имело место всего одно боестолкновение, в ходе которого на сторону отряда коллаборантов, численностью в 35–40 человек, перешло, по разным сведениям, от 200 до 300 красноармейцев. Интересно, что бывшие красноармейцы предпочитали видеть на командных должностях белых офицеров, но не столько из идейных соображений, сколько из сугубой прагматики: эмигрантам терять нечего, поэтому нас не продадут.

Интерес к отечественной коллаборации, ее причинам и месту в истории возник как в среде эмиграции, так и среди западной советологической мысли, сразу же по окончании Второй мировой войны. Ниже рассматриваются наиболее значимые работы, касающиеся темы настоящего исследования (поэтому за пределами обзора остались мемуары и исследования, посвященные Русскому корпусу на Балканах, казачьей коллаборации, сотрудничеству с противником населения республик СССР, кроме РСФСР).

Одним из первых, кто поднял вопрос о причинах возникновения природы советской коллаборации, а также попытался ее проанализировать, стал американский журналист и советолог российского происхождения Юджин (Евгений) Лайонс. Лайонс неоднократно бывал до войны в Советском Союзе, где встречался с такими писателями, как Михаил Булгаков и Алексей Толстой. Именно он явился автором термина «гомо советикус», позже широко вошедшим в научный и публицистический дискурс. Рассуждая о РОА — «неизвестной армии в истории II Мировой войны», он обращал внимание на то, что она была одинаково страшна и для коммунистов, и для нацистов. В глазах Сталина власовцы одним своим существованием разрушали идеологему о том, что «советский режим и его подданные были духовно едины», которая, по мнению Лайонса, «является грубым пропагандным мифом». Для Гитлера они представляли угрозу возрождением русского самосознания и, следовательно, неизбежным конфликтом с колонизационными планами Берлина. Парадоксально, но руководители КОНР «сражались вместе с немцами, их ненавидя».

Лайонс обращал внимание на то, что «“революционное пораженчество” — превращающее международную войну в гражданский мятеж — являлось обычной и морально оправданной идеей для поколения, воспитанного на большевистской истории и теории». Высоко оценивая сам Манифест КОНРа (преодоление большевизма), советолог писал о его запоздалом по вине немцев принятии, а потому «мертворожденности». Поэтому для Лайонса его текст мыслился «странным документом фанатичного самообмана. В начале власовского движения он мог бы быть оградой для миллионов несчастных сталинских подданных. Теперь, в конце, его вера в “освобождение” казалась нелепой или невыразимо патетической». Одновременно Лайонс признавал и существование в истории движения «предательской части», на которую предпочитают «не обращать внимания» бывшие власовцы. Двойственная позиция нацистов по отношению к Власову обрекла его движение на забвение и гибель[3]. Впрочем, двойственность в отношении к коллаборантам присутствовала и у самого Лайонса, который воспринимал их прагматически: как потенциальную пятую колонну в возможной войне Запада с Советским Союзом.

Следует отметить, что статья Лайонса содержала целый ряд ошибок, очевидно, вызванных недостатком или непроверенностью информации. Так, в числе прочего, в руководстве движения советолог наряду с Трухиным, Мальцевым и Жиленковым называет мифического «Б.Л. Галушкина», количество дивизий ВС КОНР оценивает в «три однородных», хотя в распоряжении Власова была всего одна полностью сформированная дивизия.

Одним из первых отдельных исследований отечественной коллаборации в годы Второй мировой войны стала монография австрийского историка и журналиста Юргена Торвальда (Хайнца Борганца) «Кого хотят погубить… Опыт истории немецкой военной политики в Советском Союзе». В основном он исследовал феномен РОА, а также сотрудничество с немцами народов Кавказа. Историк не был непосредственным участником исследуемых событий, но в качестве источников он использовал большое число документов и мемуаров, в том числе не опубликованных (231 рукопись от 63 лиц), по большей части немецкоязычных. В частности, им были привлечены тексты гауптмана Николая фон Гроте (Гротте), участвовавшего в создании Смоленского воззвания, первого крупного программного заявления власовского движения и доктора Фрица Арлта (Арльта) курировавшего коллаборантов по линии министерства оккупированных восточных территорий.

Интересен его взгляд на командующего восточными добровольческими войсками вермахта (Osttruppen) генерала от кавалерии Эрнста Кестринга. В мемуарной и исследовательской литературе Кестринг за редким исключением предстает воспринимающим собственные войска в чисто военном аспекте, а не как политических союзников (К. Кромиади, С. Фрелих, Й. Хоффманн, К. Александров). Например, представитель абвера (военной разведки) при Власове капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт вспоминал, что Кестринг всегда оставался верен своему принципу: «быть только солдатом». А в письме к офицеру для особых поручений при штабе ВС КОНР поручику Михаилу Томашевскому утверждал, что генерал восточных войск «натравливал национальные комитеты на Власова».[4]