Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда я не стала отвечать, потому что именно это и собиралась сделать. Если меня не любят в родном селе, то что же будет в чужих? Сразу на костер отправят? Хотя «не любят» — неправильное слово. Боятся, не доверяют. Я для них — словно укус комара на спине: и чешется, и рукой не достать. Девки задирали носы, матроны шептали молитвы, а парни… Парням было интересно, что у такой, как я, под юбкой.
Один раз меня отправили отнести мазь от ушибов кузнецу. Оного дома не оказалось, зато присутствовал здоровенный бритый детина, то бишь сын, который решил разнообразить свою и чужую жизнь, пригласив некрасивую девушку на свидание, а точнее, на сеновал. Сделал он это со всем доступным ему тактом, то есть попытался сгрести меня в охапку и доставить к месту назначения. Его намерения душевного отклика у меня не вызвали, в результате ухажер согнулся от подлого удара по выступающей части тела, что находится у парней ниже талии. Когда ушибленный наконец смог поднять голову, я, полная раскаяния, поставила рядом горшочек с мазью и посоветовала применять по назначению.
Но свадьба дочери старосты — другое дело… Представив, как начну слоняться от одного человека к другому, как улыбки будут застывать на лицах, как руки станут подниматься, выписывая отвращающие знаки, я скривилась. А бабка Сима уже достала из сундука сарафан, крепко пахнущий лавандой.
Эол[4] и все его сподвижники! Она ведь давно не воспринимает мое лицо таким, каким видят остальные. Так же и Ринка, по малолетству обварившая щеку кипятком, для маслобойщика и его жены всегда будет первой красавицей Солодков. К тем, кто рядом, мы всегда относимся по-другому, им мы прощаем все: от перевернутой кастрюли щей до нелепого внешнего вида.
— Схожу ненадолго, — выдавила я, глядя на одежку.
— Умница, — подала мне «обновку» бабушка и полезла за лаптями.
Красно-белый летний сарафан покупался для Симы как минимум пару десятилетий назад. Прошедшие годы не пошли вещичкам на пользу. Нет, выглядело все неплохо, ни дыр, ни потертых мест.
Я со вздохом стащила рубашку и натянула сарафан. Старые слежавшиеся вещи пахли пылью, сухой травой и напоминали о давно канувших в Лету днях. Тогда бабушка обладала пышными формами и миниатюрными ножками и за ней наверняка ухаживали мужчины. На мне наряд висел унылыми складками, а ноги в узких лаптях начали ныть.
— Ничего другого все равно нет, — поникла Сима. — Не в штанах же идти.
Она права, платьев у меня не водилось. Травы собирать да по лесу лазить в платьях не с руки. Свадьба — другое дело. Переплетая косу, я решила, что ничего не мешает мне тихонько посидеть в сторонке, не привлекая внимания.
Эх, как же я потом жалела о своем решении!
На свадьбу единственной дочери староста не поскупился. Столы, выставленные вдоль центральной улицы, ломились от еды, заборы увили цветами и лентами. Часовня утопала в сирени и в украшениях не нуждалась. Люди толпились по обе стороны от двери, ожидая выхода молодых. Смирт[5] закончил обряд, и пара явила счастливые лица народу.
На меня недоуменно косились, за спиной зазвучал угрожающий шепоток, едва не вынудивший покинуть праздник. Не то чтобы я их боялась, нет. Все они трусы, и дать отпор наглому увальню, задиристой девице, возмущенной тетке или пьяненькому мужику я могла. Даже ножом владела, плохо, правда, но для деревенских дурачков в самый раз. Толпа же — совсем другое дело. Собираясь у колодца, на посевную или на праздник, местные жители словно становились сильнее. Страх объединял людей, позволял черпать силы друг в друге, и тогда они могли напасть, просто так, без всякой причины.
Уловив напряжение, дядька Верей громко со мной поздоровался и прилюдно проводил к столу, показывая остальным — я гостья. Вряд ли он сделал это для меня — молодой знахарки, скорее ради дочери, ради того, чтобы не испортить торжества и ради той неведомой причины, которая заставила его меня пригласить.
Многие опустили глаза, но кто-то — нет. Взгляды были слишком красноречивы, слишком выразительны.
«Пусть сегодня ты своя, ты с нами. Но придет другой день, и все вернется — и страх, и ненависть, и камни, — предупреждали они. — Но не сегодня».
— За здравие молодых! — поднял первый тост Верей.
Отказаться было немыслимо. И я пригубила пахнущий яблоками сидр.
— За долгие лета! — За первой чаркой последовала вторая, потом третья.
Я прочла одобрение в одних, вторых, третьих глазах и улыбнулась. Четвертую уже поднимала сама. Тосты следовали один за другим. Я выдохнула, перестала напоминать чуткого зверька, готового сорваться в бегство при малейших признаках опасности.
— За приплод! — отличился кто-то из гостей.
Парни заржали, невеста залилась румянцем, а жених расправил плечи и окинул гостей петушиным взором, предлагая не сомневаться в его силах. Все кричали, смеялись, девчонки шептались, старики вытирали слезящиеся глаза. Народ стал наливать и выпивать уже без ненужных слов. Заиграла гармонь, начались танцы.
Голова кружилась, в ней поселилась какая-то бесшабашная легкость, по телу разливалось тепло. Люди сновали, кружились, смеялись, плакали, говорили. Захотелось совершить что-нибудь смелое и безумное, например, выскочить в круг танцующих. Я даже попыталась стащить стиснувшие ноги лапти. И именно тогда заметила его — такого же, как и я — лишнего и чужого на этом празднике.
Незнакомого парня лет семнадцати, что сидел за главным столом возле старосты. Он не танцевал, не заигрывал с девушками, не реагировал на выпады и подначки парней.
Кто это? Дальний родственник? Случайный путник? Потертая кожаная куртка, сбитые сапоги, отстраненный взгляд и пренебрежение в каждом жесте. Словно к нам на праздник занесло высокородного.
На моем лице, как и полагалось, его взгляд остановился. Я старательно улыбнулась. Он, смешавшись, отвернулся.
«Что, не нравлюсь? — мысленно спросила я. — Ну-ну, у меня опыт в людском презрении поболее будет».
— Вот, Рион, познакомься, наша гордость — Айка. — Подошедший староста так хлопнул парня по плечу, что тот едва не свалился с лавки. — Она ведьма, как и ты.
Интересно, дядька Верей перепил или спятил на радостях, что дочь с рук сбагрил?
Гость молчал, сомнения в здравомыслии старосты без труда читались на молодом лице.
— Ну, вы тут поболтайте о своем. — Мужчина многозначительно подмигнул и отошел, сочтя свой долг выполненным.
Так и правда речка высохнет.
— Приятно познакомиться, — процедил парень. Длинный, нескладный, узкие карие глаза, растрепанные черные волосы. — Где вы учились? — Вежливый вопрос, отстраненный и полный превосходства взгляд.
— Нигде, — продолжала я улыбаться.
Ответ ему не понравился. Конечно, он же правдив.