Вот из-за этого несчастного «ты» Шарль и спросил об отчётах, которых не стоило и ожидать.

Неблагодарные рабы на плодородном островке подняли мятеж против своих законных хозяев. Пока бунтарские настроения среди рабов нарастали, французы в метрополии начали свою революцию и казнили короля. Революционное правительство, состоящее из непрактичных якобинцев (которые жили в Париже и, верно, не имели ни локтя собственной земли под плантациями!), одурманенные собственными лозунгами: «Свобода! Равенство! Братство!», освободили всех французских рабов!

Спустя несколько лет, когда во главе правительства встал Наполеон Бонапарт, условия существования на островке по-прежнему оставались нестабильными, опасными и определённо невыгодными для торговли. Самопровозглашённый негритянский генерал-губернатор искал способы сохранить связи с Францией (раздав тем не менее лучшие плантации своим сторонникам), но другие мятежники, недовольные его правлением, захватили их себе.

Шарль Эскарлетт понимал, что Анри-Поль не отдал бы девяносто процентов плантации Сюкари-дю-Жардан сыну Огюстену, будь хоть малейшие гарантии прибыльности, но он, расплывшись в самой приятной улыбке, откупорил бутылку «Арманьяка» того же года, в котором последний несчастный Людовик взошёл на трон. Анри-Поль преисполнился признательности.

Распив второй бокал, Анри-Поль обратил внимание, что бедра и грудь Соланж способны произвести на свет и выкормить сильных внуков, но заметил:

– Не мой Огюстен станет в этой семье носить штаны.

Шарль взболтал вино в бокале, чтобы ощутить весь букет.

– Огюстена нужно будет направлять.

– Из него бы вышел отличный священник, – мрачно отозвался Анри-Поль.

– На мою дочь он смотрит вовсе не глазами священника! – хмыкнул Шарль.

– Некоторые священники так и смотрят.

Они пребывали в добродушном настроении и теперь посмеивались, будучи оба в юности противниками религии. Шарль Эскарлетт заткнул бутылку пробкой и протянул руку:

– Значит, до завтра?

– К вашим услугам.

Огюстен Форнье совершенно не подходил на роль перспективного зятя, да его бы никогда и не выбрали, если бы не эта далёкая плантация и вмешательство самого Наполеона.

Пока Шарль с Анри-Полем ломали головы, как вернуть себе Сюкари-дю-Жардан, Наполеон обдумывал, как бы направить богатства острова снова во Францию, чтобы на них перестали наживаться враждебные чернокожие, которые сами были собственностью французов, пока глупцы якобинцы не допустили своей ошибки. Более того, нахалы американцы так и вились вокруг Нового Орлеана, центра огромной территории Луизианы, и внушительный французский гарнизон на острове мог бы умерить их амбиции. Французы и британцы сейчас пребывали в мире, моря были открыты, и для замечательной наполеоновской армии дел было совсем немного. Первый консул поручил командование большим экспедиционным флотом своему зятю, генералу Шарлю Виктору Эммануэлю Леклерку.

После разговора с Форнье Шарль Эскарлетт переговорил с Рикаром д’Ажо, который потерял руку в битве при Аустерлице, тем самым завоевав в Сен-Мало авторитет военного эксперта. Рикар с благодарностью принял вторую рюмку лучшего коньяка Эскарлетта, после чего в раздумье приложил палец к носу и заявил: мол, высадившись, экспедиционный корпус Леклерка проведет не больше трёх-четырёх сражений, повесит кого-нибудь в назидание местным, и всё придёт в норму за несколько недель, и месяца не пройдёт. Перед французскими пушками наполеоновских ветеранов «чернокожие разбегутся, как стадо тулузских гусей».

– А потом?

– Ха-ха. Победитель получает всё!

Подобный прогноз до того точно соответствовал опасениям Шарля Эскарлетта, что он провёл ночь без сна, а за завтраком был мрачен. Когда Соланж спросила у «дорогого папа», что случилось, он резко оборвал дочь, отчего она засомневалась: в своём ли он уме?

Но спустя немного времени рассудок прояснился и стало ясно, как следует поступить. Осталось только расположить к себе Анри-Поля (разумеется, перейдя на «ты»), чтобы тот понял реальное положение вещей и свои возможности.

Огюстен Форнье провёл два вечера с будущей невестой под присмотром дуэньи. Несмотря на своё незнание прекрасного пола, выросший за высокими стенами особняка Форнье на Рю-де-Пешёрз, 24, Огюстен – когда его любовное исступление пошло на убыль, – даже он понял, что Соланж Эскарлетт – высокомерная провинциалка, равнодушная и погружённая в себя. Но что из того? Любовь не расчётлива.

Он страдал по ней. Родинка под левой бровью находилась именно там, где должна быть самая прекрасная родинка на свете. Господь Бог сотворил её грудь для ладоней Огюстена, а пышные ягодицы так и манили сжать их. Видения того триумфального момента, когда он овладеет Соланж, не давали Огюстену спокойно спать, а пропитанные потом простыни за ночь скручивались в жгуты. Может ли брак держаться на одном желании? Огюстен не знал этого и знать не хотел.

Соланж представляла, что свадьба гарантирует ей неделю превосходства над незамужними сёстрами и скучные супружеские обязанности с мужчиной, которого она находила, впрочем, вполне привлекательным. Долг так долг, не так ли? Отец всё устроил: крещение, домашнее обучение до двенадцати лет, а теперь вот и свадьбу. Как и повелось в Сен-Мало.

Вопрос был решён, и молодые поженились. Получив ссуду на два пункта выше базовой ставки под залог сахарного завода, Шарль Эскарлетт купил для своего зятя чин мичмана в Пятой бригаде экспедиционного корпуса.

В детстве Огюстен был спокойным мальчиком. Пока другие с упоением сражались на деревянных саблях, Огюстен опасался, как бы кто-нибудь не выбил ему глаз. Мальчишки стали мужчинами, у них появились настоящие сабли, и Огюстен вздрагивал от одного вида блестящей стали. Но теперь тесть пояснил:

– Сюкари-дю-Жардан находится полностью в твоём ведении, не так ли? После того как генерал Леклерк подавит мятеж и наши негры вернутся к работе, кто станет владельцем плантации – прежние законные хозяева или один из офицеров-любимчиков Леклерка?

Шарль похлопал Огюстена по спине:

– Не волнуйся, мой мальчик. Все закончится ещё до того, как ты это узнаешь, и… – тут он кашлянул, – как известно, чернокожие женщины весьма… примитивны.

Огюстен, которому обладание невестой доставило гораздо меньше удовольствия, чем он мечтал, счёл, что в этих делах «примитивность» – не худшее качество.

Анри-Поль винил в вынужденном согласии на «regime de in fiparatum de bient»[1]сыновнюю «неподобающую страсть». Солидное приданое Соланж Эскарлетт Форнье положили на депозит в Банке Франции – на её имя.

– Мой дорогой друг, – ободрял Шарль нового родственника, – им понадобятся эти деньги, чтобы восстановить завод. Не пройдёт и года, и твои десять процентов тоже начнут приносить прибыль.