меня? Впрочем, зачем ворошить прошлое, что было, то не вернешь, лучше уж я взгрустну немного (пока жена спит)  за голубым и равнодушным глазом своего верного компьютера.

Но вернемся назад, на вологодский вокзал, к толпе пьяных  гопников яростно преследуемых милиционерами. Следует сказать, что гопники были хоть и пьяные, но очень резвые. К тому же они, видно, совсем не хотели провести ближайшие пятнадцать суток в местном отделении, подметая пыльные вологодские улицы.

А милиционеры были уже тогда, довольно таки, упитанными и неповоротливыми, поэтому расстояние между преследуемыми и преследователями скорее увеличивалось, чем сокращалось.

Не знаю – чем закончилась эта трагическая история, потому что на перроне, наконец – то, появился улыбающийся и несколько смущенный доцент Перепеченко со скромным букетом полевых цветов в руках. Впрочем, судя по сильно поредевшей вокзальной клумбе, цветы были не совсем полевые…

А что вы хотите – цветы тогда тоже были в дефиците, не то что сейчас, когда они высовываются из – за каждого угла. А смущенный он был потому, что комфортабельный и белоснежный лайнер, на котором мы должны были путешествовать по реке Сухоне и Кубенскому озеру, перехватил не больше, и не меньше,  как заместитель Министра водного хозяйства СССР, которому, видно,  тоже захотелось попутешествовать в эти жаркие летние денечки.

Однако Перепеченко заверил нас, что он все устроит, усадил в свои потрепанные красные жигули и немедленно повез на встречу с первым секретарем вологодского обкома партии (как его величали, ей богу не помню, да и не важно).

Надо сказать, что в те времена «столичные» ученые были в большом почете, и в такой встрече не было ничего необычного, тем более (не забудьте!), что речь шла о создании вологодского филиала Института социально – экономических проблем АН СССР.

Не помню уж,  о чем мы там говорили, но только наша делегация после этой ужасной ночной попойки была, по – видимому, недостаточно убедительной. Да и Леночка Иванова совершенно не успела покраситься и, вообще, привести себя в божеский вид. Словом, забегая вперед, Вологодский филиал так и не был создан,   а доцент Перепеченко так и не стал его директором.

Но тогда он этого еще не знал и повез нас знакомиться с Вологдой (к слову город, основанный в 12 веке  прекрасно сохранился и был очень хорош), а затем в речной порт. По приезде в порт, Перепеченко куда то озабоченно удалился с  внушительной кипой гербовых  бумаг  и очень долго отсутствовал – оказалось что начальство очень не хотело выдать ему даже грузовой буксир (видно предчувствовали – чем мы там будем заниматься).

Это тоже тогда было – с одной стороны благословение первого секретаря обкома, а с другой слегка поддатый  и очень производственно озабоченный начальник порта, которому наплевать на всех, включая первого секретаря.

Тем не менее, когда мы, изнывая от жары и жажды (а также, должен признаться, от изрядной головной боли) уже не надеялись ни на какое путешествие по медленно  текущей и желтой от глины Сухоне, появился торжествующий доцент Перепеченко

Вернее появился черный и, довольно таки, ржавый  речной буксир (по – видимому, давно списанный), а на нем уже торжествующий доцент Перепеченко. Так началась главная часть  путешествия,  в котором нас ожидало множество увлекательных и опасных приключений.

Сухона

Настал волнующий момент, когда наш могучий буксир – толкач, вспенивая желтую речную воду, отчалил от пристани и устремился вперед, навстречу приключениям. И они не заставили себя ждать.

Надо сказать, что Юра Самохин был страстен во всем, в том числе и в рыбалке, поэтому, как только мы вышли на середину реки, он быстро расчехлил свой видавший виды спиннинг, нацепил первую попавшуюся блесну и размахнулся, чтобы сделать первый заброс.

Здесь я позволю себе немного отвлечься – дело в том, что бросать спиннинг с борта идущего полным ходом судна, да еще посреди реки, совершенно бессмысленно, так рыбу не ловят. Поэтому я склонен думать, что Самохин таким образом просто хотел покрасоваться перед Петровичем и, конечно же, перед прекрасной Еленой, тем более что она несколько смущала его своей строгостью и неприступностью.

Ну, если Юра хотел привлечь к себе внимание публики, то это ему, несомненно, удалось, потому что блесна просвистела буквально  в миллиметрах от уха профессора Литовки, который безмятежно щурился на щедрое вологодское солнышко и глубоко ушел в свои (надо думать) географические размышления.

Впоследствии выяснилось, что он обдумывал чрезвычайно важную для развития мировой физической географии проблему – почему в каждое озеро втекает множество рек, речек и ручьев,  а  вытекает только одна река, если, вообще, что – то вытекает (кстати, этот вопрос мучает меня до сих пор, но опровергнуть это выдающееся открытие профессора Литовки я так и не смог, хотя обследовал уже не одну сотню озер).

Получается, что жизнь этого маститого ученого висела, как говорится, на волоске, но все, слава богу, обошлось, только белоснежная фуражка профессора, которая была ему бесконечно дорога, как память о прежних путешествиях, стремительно унеслась вдаль вместе с блесной.

Юра побледнел (наверное, он подумал, что его научной карьере пришел конец) но быстро справился с волнением и героически выудил  из речной пучины фуражку профессора, несмотря на бешеное сопротивление бурного речного потока (почему я и говорил, что с борта быстро идущего судна ловить не только бесполезно, но даже и глупо).

А ведь могло случиться непоправимое – леска могла не выдержать и профессор Литовка навсегда лишился бы своей любимой фуражки, а Самохин своей почетной должности младшего научного сотрудника  с  окладом в  120 рублей.

Но больше всего меня в этой героической истории поразила невозмутимость профессора – ни один мускул не дрогнул на его обветренном и мужественном лице. Видно юрина блесна – это далеко не первое, что пролетало у виска Петровича (говорят, его супруга отличалась очень крутым нравом).

Итак, Петрович строго и невозмутимо посмотрел на Самохина и вежливо попросил его больше так не делать. Самохин, обеспокоенный перспективой списания на берег без выплаты командировочных, поклялся, что больше никогда не возьмет в руки спиннинг и, для убедительности, тут же зачехлил его обратно.

Вы, конечно, понимаете, что Леночка была очень взволнована этим происшествием, и я отметил про себя, что здоровая  бледность ей очень к лицу  (в отличие от той, не совсем здоровой бледности, которую я видел по прибытию в Вологду).

Через некоторое время мы решили отобедать и спустились в кубрик по довольно – таки  опасной, как оказалось впоследствии, железной лесенке. Кубрик был тесный, но вполне уютный. Там имелись две пары железных двуярусных нар (наподобие тех, которые показывают в криминальных сериалах) и маленький откидной железный же столик, тоже наподобие.

Кроме того впереди имелась еще крохотная каютка с двумя кроватями