концов.

Но кто-то, в небе заприметив,

Еще загадывал, еще, еще, еще…

И видно нам тот звездный вихрь,

Он давит абсолютно все;

И жадности людей порыв утихнет

Под бесконтрольным натиском его.

Он в чувства будет приводить вот так,

Ни пощадит, ни даст вздохнуть.

Твоей руки нелепый взмах

Не сможет звезды припугнуть.

Скорей все, ты обречен на смерть

Тебя желания погубят и мечты.

А если выживешь, старайся впредь

Не гневать небо и нутро звезды.

Кричать

Мне говорили закрыть рот.

«Не надо больше говорить».

И шел толпой тупой народ,

Меня пытаясь задавить.

Кричали, чтобы я скорей

Своих речей безумный ход

Остановил, и побыстрей,

Ведь ждет меня плохой исход.

Над головой раскаты грома

Мне придавали только сил,

А дикий ветер, дувший с поля,

Неистово по людям бил.

Меня заткнуть пытались силой,

Кидали камни, грязь. Но лишь

Один в толпе, один единственный,

Смотрел в глаза, боясь сглупить.

Я руку протянул ему –

И он за шагом шаг,

В меня поверив – не в толпу,

Ко мне пошел чрез дикий страх.

Так, вырываясь, нас становилось больше,

Спасали всех, кто говорить бежал.

Но не молчать. А говорить. И только!

А под конец и вовсе закричать…

Радость

Твоя тягучая и сладкая невыносимо радость

Заставляет меня кашлять кровью,

Заставляет мня чувствовать несуществующую опасность

И жить только посредством боли.

Твоя радость кислотно-желтого цвета

Заставляет меня жмуриться и закрываться ладонью,

Рано или поздно она меня все же ослепит,

А тело будет пробивать холодным ознобом.

Я буду вязнуть в твоей радости, словно в болоте,

Я захлебнусь тиной и испачкаюсь грязью;

Твоя радость будет, словно лезвие в плоти,

Но во рту останется привкус невыносимой сладости.

Ты помнишь

Ты помнишь тот неловкий звук,

Когда открыли мы шампанское.

И этот тихий легкий стук

Руки о стол, меня манящий.

Звук лопающихся пузырьков,

Звон падающего ножа,

Полупрозрачных стайка мотыльков

Над старой лампой у стола;

Мною подаренный тебе букет

И сладкий запах его роз,

Твоих любимых горсть конфет,

Валяющийся рядом гвоздь.

Три ночи на часах

И сонная улыбка;

Истерика, животный страх

И окровавленная вилка.

Тихо

Падает тихо лист

На спокойную гладь воды,

Слышится птичий свист

Над горящим костром беды.

Тонет город в дыму,

Эхом разносится плач,

Туман превратится к утру

В серый удушливый газ.

Грусть

Твоя грусть закручивает меня в спираль,

Она натягивает мне насильно улыбку,

Заставляя отчаянно ее сдирать

Вместе с кожей разбитой бутылкой.

Твоя грусть – ядовитый газ,

Невидимая легкая дымка;

Каждый шаг – это удар в грязь,

Надрез на пульсирующей жилке.

Твоя грусть острее скал и тверже камней,

Она нещадно врезается мне под ребра.

Ты умоляла меня стать смелей,

Но я, как конструктор, – разобран…

Твоя грусть не давала дышать,

Она раздавила мне легкие.

И все, что я мог, – это грустно лежать

С улыбкой невообразимо широкой.

Bien dans sa peau

В попытке изменить себя, чтобы понравится другим,

От повседневности сбегая, предоставлял себя жюри,

Жертвуя комфортом, он маски примерял,

Но каждый раз, не замечая, он часть себя терял.

В попытке изменить себя на радость остальным,

Коллекцию собрал из личностей, эмоций и причин,

Копировал манеры, речь и даже мимику,

Мыслей и идей украл специфику.

Но он устал поддерживать весь этот лживый образ.

Магнит разряжен и сходит с ума компас.

И все, что может двигаться, разочаровалось в нем.

И в море собственных слез он загорается огнем.

Заводная птица

Какой это вид пернатых

Мне не понятно. И никому.

Металлический звук серенады

Влетает, растворяясь вокруг.

Свою заводит птица пружину.

А вместе с ней и твою.

Кота моего это однажды убило

И заставило застрелиться жену.

Чтобы ты сделал, если б узнал,

Что у нее шесть пальцев и четыре груди?

Что кто-то ее внутренний стержень украл

И вместо него пружину вкрутил?

А птица заводит и чем-то гремит

Каждое чертово утро.

Застыла во времени, но вот-вот улетит

От тяжелых давящих прутьев.

Праздник жертвоприношения

Я ненавижу розы.

А они ненавидят меня.

Земля вертится вокруг Солнца,

А вокруг Земли – Луна.

И как бы ярко не светили звезды,

Звезда – это просто звезда,

Это просто отголосок прошлого,

И большим станет уже никогда.

Я вызвал монстров из-под кровати

На праздничный ужин,

Их зубастые пасти

Сомкнулись над моей грустью;

Они меня сбросили, перетерли мне кости.

Только взгляните на меня, Господи!

Они невероятно острым ножом

Аккуратно сняли кожу;

Повыдергивали ноготь за ноготком, оставили пару ожогов;

Они агрессивно вырывали плоть,

Пока кровь стекала;

Ты видишь, что происходит, Господь?

Сжалься

Виноград

Давай же самым жарким выйдем днем

К дикой реке, где срывается ветер.

Плавать не можем, но мы поплывем:

Что за течение, Боже, где берег?!

Давай же сидеть и послушивать джаз;

Пусть играют нам Дэвис и Бейси.

Пока медленно будешь ты рисовать,

Буду валять дурака – ну же, смейся!

Давай же станцуем под музыку,

Заедим этот день виноградом.

Только давай дальше Оскара слушать

И восхищаться Чарльзом.

Шкаф поскрипывает в темноте

Шкаф поскрипывает в темноте.

Завядает фикус.

След от чашки на листе

Какой-то старой книжки.

Под столом валяется тарелка,

Рядом – баночка чернил;

От часов отпали стрелки

И подняли пыль.

Пыль осела в легких –

Не дает дышать.

Руки стали сохнуть;

Тело превратилось в прах.

Перестань дышать

Перестань на мгновенье дышать,

Послушай дыхание ветра.

Сможешь тогда ли ты убежать

От всего, что не имеет ответа?

А если бежать – то куда?

Не на самый же край света.

Может достаточно лишь не спеша

Отойти на парочку метров?

Panem it circenses

Сплошная клоунада,

Чертов цирк уродов,

Раздолбаный театр

С железными воротами.

О, эта жизнь!

Она полна сюрпризов…

И тихое заткнись

Послышалось в квартире.

Стена: на ней одни портреты;

Тупой взгляд, в котором видно дно;

Пропавшие когда-то дети

С улыбками во все лицо

Так были рады протянутой конфете,

Что вылетело из головы