3

— Я отослала всю информацию о моей Анжеле на указанную на вашем сайте электронную почту. Посмотрите, пожалуйста, пришло ли письмо, и читаются ли фотографии... Большое спасибо. Если будут вопросы или какая-либо информация, пишите мне и звоните в любое время... Я сделала пожертвование в ваш фонд... Не нужно благодарностей, ваша работа безумно важна... Я так надеюсь, что Анжела найдётся. Она пропала в июле прошлого года, а уже декабрь, и ничего... Да, я всё понимаю. И всё равно очень надеюсь увидеть её.

После таких разговоров меня всегда разводит на слёзы. Губы дрожат, сердце колотится — в общем, весь набор истерички, и капли фенобарбитала на ночь, чтобы хоть ненадолго уснуть.

А ещё я всегда пересматриваю фотографии. От самых ранних, где мой ангелочек — ещё совсем кроха, до последних, с выпуском из института и гордо поднятым красным дипломом. Самая последняя — с её первой и единственной работы. Она там в строгом костюме при галстуке, за компьютером, и стол завален папками — красавица, глаз не отвести.

Иногда в голову лезет: это я виновата. То есть её красота. Другой причины похищать её нет. Выкуп никто не просил, да и какие деньги требовать с матери-одиночки без собственной квартиры, хороших связей, богатой семьи?

Когда я думаю, что с моей девочкой могли сделать — это адская боль. Неизвестность и постоянный страх за неё невыносимы. Тут и к гадалкам пойдёшь, и к кому угодно, лишь бы заглушить этот ужас хоть какой-то надеждой.

За последние полтора года я похудела на двенадцать килограмм. Стала, как в молодости, стройняшкой. Джинсы натянула, которые уже лет двадцать валялись в шкафу. Некоторым бывшим подругам хватило ума спрашивать рецепт похудания.

«Как же у тебя так получилось? Мы тоже хотим!» — «Ночей не спала, жрать не могла!»

Иногда мне кажется, у людей вообще нет ума. Сочувствовать, ставить себя на место других они в принципе не способны.

Но что страшнее всего, ещё и издеваются, потешаются над моим горем.

Додумались до того, чтобы в папку с документами к исполнению засунуть договор как бы между мной и Анжелой. Я как эту гадость сегодня увидела, думала, найду, кто это сделал — голову откручу.

А сотрудницы, все, как одна: это не мы. Никто этого документа, по их словам, не видел. Но как-то же он появился у меня на столе!

Порвала в клочки, а перед глазами стоит до сих пор:

«Договор найма

Анжела Первая, королева Азарии, земли свободных людей и разумных созданий, герцогиня Бомон и Арцони, виконтесса Блэквуд, в девичестве Антонова Анжела Андреевна, называемая в дальнейшем Работодатель, с одной стороны, и Антонова Галина Аркадьевна, проживающая..., работающая главным бухгалтером ЗАО «Стройбизнесгрупп», называемая в дальнейшем Работник, с другой стороны, заключили договор о нижеследующем:

1. Работодатель принимает Работника на должность матери королевы Азарии в режиме полного рабочего времени, вахтовым методом, с графиком с начала выполнения работ и до конца жизни, а Работник принимает на себя обязанности матери королевы Азарии и прилагающийся титул герцогини Арцони со всеми поместьями и прочими активами, соглашается на доставку к месту работы методом магической межгалактической телепортации...»

Это ж надо такое придумать! Королева Азарии, тьфу!

Люська как почувствовала, что я страшно расстроена. Запрыгнула ко мне на колени, свернулась рыжим пушистым клубком. Я принялась её гладить, а она тихонько урчать.

Как же люди жестоки. А вот животные дарят любовь просто так. Они добры и верны, не предают и не сбегают при первых трудностях. И не издеваются над чужими потерями ради собственного развлечения.

Как же сейчас тяжело. Но ничего. Завтра будет новый день, а значит, новый шанс, что Анжела найдётся.

А того гада, который мне эту бумажку подкинул, я уже придумала, как поймать. Завтра в службу безопасности подойду, по камерам вместе посмотрим, кто эту гадость в папку с документами подложил.

Никому не позволю над собой издеваться.

4

Как же быстро можно потерять репутацию адекватного, надёжного, разумного человека. Чтобы разрушить всё, мне хватило три дня. Верней, не мне, а тому, кто надо мной издевался. Мне бы не вестись на провокацию, но как не реагировать, когда тот, кто это придумал, бил по самому дорогому — хитрый расчётливый безымянный пока что враг.

Договор с королевой Азарии появлялся в папке с документами уже третий день. Просмотр записей с камер наблюдения не дал ничего, расспросы — тем более. Сегодня дошло до того, что сотрудницы составили список передаваемых документов, и только затем папка попала в мой кабинет. С проклятым договором, которого, по словам пяти человек, в бумагах не было. Они даже фотографии делали, пытались доказать свою честность.

Скандал вышел не то чтобы шумный — в третий раз сил кричать у меня уже не осталось. Но до вмешательства в ситуацию снизошёл даже директор. И так при этом на меня посмотрел... Выслушал всех, включая меня. А потом заявил, что отправляет меня в отпуск.

— Нервный срыв, Галочка Аркадьевна, такое нередко бывает. Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Сейчас приказ подпишу, и сразу идите домой, отдыхайте.

— Так Новый год на носу! В бухгалтерии вал работы.

— Ваше здоровье важней. — Он похлопал меня по плечу. Сам проводил в мой кабинет, пообещал, что всё будет хорошо, и компания категорически не хочет терять такого ценного специалиста, как я. — Собирайтесь спокойно, ни о чём не волнуйтесь. Отдыхайте в своё удовольствие.

Вёл себя так, будто я с пеной у рта могла броситься на любого.

Я заперлась в кабинете, сняла трубку со стационарного телефона. Перевела мобильный на беззвучный режим. Следовало всё спокойно обдумать, вот только руки страшно тряслись.

Передо мной на столе лежала бумага, появление которой сделало меня в глазах окружающих сумасшедшей.

— Ну как ты, Лина? — Ната заглянула, когда настало время обеда. Уселась напротив меня. — По администрации такие слухи ходят.

— Какие? — Я уставилась на треть наполненный водой стакан с тщательно отмеренной дозой успокоительного.

Ната замялась.

— Говори уже, как есть.

— Все считают, что ты сама печатаешь эту ерунду. А потом забываешь об этом, ну, из-за нервов.

— То есть все считают меня сумасшедшей.

— Тебе все сочувствуют.

— Все? Хочешь сказать, что за два десятка лет на этой работе я врагов не нажила?

Потёрла лоб, осушила стакан одним махом. Обидно, конечно, но как-нибудь я это переживу.

— То есть они