Обычно Мешков не позволял себе на работе лишнего, но здесь было дело иного рода. Банкиры требовали, чтобы Рубль каждый раз поднимался заново.

Им непременно хотелось сыграть на разнице курсов. А для этого на «финансовой бирже» предстояло осуществиться процедуре «валютного вливания из резервов Центробанка», замененных для наглядности литровой бутылью водки «Абсолют». Выпив очередные сто грамм, под вопли азартной публики Мешков, мужчина грузный, с трудом поднимался на ноги. «Рубль поднимается!» — торжественно оповещал собрание председатель. Так продолжалось всю ночь. К утру окосевший Рубль поднимался все медленнее, и только окончание вечеринки спасло государство от очередной гиперинфляции.

Домой Мешкова доставил автомобиль заказчика. Ему оставалось пересечь самостоятельно двор и одолеть лестницу до пятого этажа. Но тут-то и произошло самое непредвиденное. Ранним утром, следуя графику профилактического ремонта городской системы отопления, мастеровые сняли крышку люка с колодца на тротуаре. Как и предписывала инструкция по технике безопасности, они отгородили колодец фанерным щитом. Но Мешков, войдя в роль падающего Рубля, уже не мог остановиться. Смяв чисто символическое при его габаритах ограждение, он рухнул на ремонтника, чья голова как раз показалась над уровнем земли. Коля Мешков лишь счастливым образом отделался всего-навсего разбитием коленки да полусотней долларов, за каковую сумму суровый монтер простил ему нанесение морального ущерба и доставил до квартиры на последнем этаже в доме без лифта.

— Но здесь иное. — Брусникин допил кофе из крышки термоса. — Да и в сущности — ну что может противопоставить какой-то ангел, пусть даже хранитель и, честно скажем, бесплотный дух, вполне осязаемым инструментам насилия в минуту роковую?

— Балбес ты, Никита, — присоединился к компании оператор. — Хоть и бестолочь, но тупица. Они на дальних подступах действуют.

Наблюдая, как на площадке выставляется свет, Буслаев краем уха прислушивался к резонерству актера.

— Это как вас понимать, Матвей Николаевич? — Никита протянул Буслаеву термос.

— Возьмем конкретный случай. — Оператор наполнил эмалированную кружку с олимпийской символикой, сопровождавшую его во всех съемочных экспедициях с тысяча девятьсот восьмидесятого года.

— Взяли, — не стал возражать Брусникин.

— Пожилой, но сильно пьяный халтурщик, возвращаясь с корпоративной вечеринки до хаты, упал в открытый колодец городской канализации, где запросто мог свернуть себе шею, так?

— Спорный вопрос, — выразил Брусникин протест. — Шея у него, как у буйвола. И мягкое место, как облако в штанах.

— Но теоретически?

— Теоретически мог. — Никите было любопытно, куда клонит мудрый оператор.

Мешков отложил газету:

— Со мной тоже аналогичный конфуз произошел.

— То есть. — Буслаев, как, впрочем, и Никита, сделал вид, что не расслышал Колиной реплики. — Рухни он туда чуть раньше или чуть позже, угодил бы не на плечи слесаря, а на самое распоследнее дно. Точнее, на чугунные трубы, верно? Из чего следует…

— Я тоже на слесаря упал! — перебил его возбужденно Мешков. — Представляете? Довелось мне как-то играть на банкирском празднике жизни…

Далее собеседникам пришлось по двадцатому, наверное, разу выслушать надоевшую всем историю.

— Считаю, они нарочно крышку сняли, — подвел итоги пасынок фортуны. — Подготовились. Кто-то им стукнул, что я с шабашки возвращаюсь.

— Точно, — поддержал его Никита. — И пионерам кто-то стукнул, что ты — заснувший на скамейке Санта-Клаус, когда они с тебя часы «Полет» и бороду сняли. А посох между ног стоймя поставили. И резиновый шарик натянули на рукоятку.

— Самый большой водопад, — из своего угла подал голос Фридман, заполнявший кроссворд на канистре с поддельной кровью.

— Мешков над унитазом после елки, — подсказал Никита.

— А теперь, Коля, сосредоточься, — наконец продолжил свою мысль оператор. — Когда тебя на машине везли, ничего по пути не случилось?

— Чего? — Мешков подозрительно скосился на Матвея Николаевича.

— Ну, мало ли. Может, вы в пробке застряли. Гаишник, может, тормознул за превышение. Напрягись.

— Считаешь, гаишник тоже из ихней шайки? — Мешков задумался. — Вряд ли. Хотя сейчас форму приобрести — раз плюнуть. Да вон хоть у Фридмана.

— Анхель! — громко возликовал образованный директор. — Самый большой водопад! «Ангел» в переводе с испанской речи!

— Ни хрена! — Мешков неожиданно повеселел. — Мы с мигалкой ехали!

— Ну вот, — легко согласился оператор. — А если б вы ехали без мигалки, то приехали бы на пять минут позже, и слесарь бы…

— Точно! — Коля шлепнул себя ладонью по лбу. — И откуда ты все, Буслаич, знаешь?! Без мигалки мы ехали. С мигалкой мы ехали, когда я Хлеб в «Синей птице» играл на даче у премьера. А в этот раз мы задержались у памятника Тельману. «Абсолют» перекипел. Мочевой пузырь у меня, сам знаешь… Хотя новый уролог какие-то импортные пилюли выписал.

Он взялся обшаривать карманы в поисках, видимо, рецепта.

— Что за бредовый разговор?! — возмутился Никита. — При чем тут уролог с мигалкой, вашу мать?!

— Да при том, — серьезно ответил Буслаев, — что если б Коле не приспичило, то слесарь бы еще внизу гайки закручивал, и лежать бы Мешкову на дне колодца с разбитым о какой-нибудь вентиль темечком, понял?

— Что я понял?! — заволновался, вскакивая, Брусникин. — Что вообще из этой ахинеи можно понять?!

— Они на опережении работают. — Матвей Николаевич залпом осушил кружку с остывшим кофе. — Они прямо сейчас что-то такое делают, чтобы мы с тобой завтра на собственные похороны не попали. Вот так, пацан.

Оператор рассеянно погладил едва заметный шрам на лбу.

— Дерьмо! — фыркнул Никита.

— Все на исходную! — Кулагин, дочитав переписанный эпизод, похлопал сценариста по плечу. — Вот это — саспенс! Фридман! Сгоняй за аспирином в аптеку! Только растворимый бери!

— Почему я?! — обиделся директор. — У нас ассистент режиссера есть! Сумарокова!

Но Сумароковой в павильоне как раз и не было. Маша Сумарокова звонила жене Брусникина, Людмиле, предупредить, что восходящая звезда экрана задерживается на съемках. Людмиле Сумарокова звонила часто, и на то имелись у нее свои исключительно женские причины.

Актерская профессия всегда предполагает не только способность перевоплощаться в кого бы то ни было, но и целый ряд иных исключительных навыков в виде глаголов с неударными окончаниями второго лица, неопределенное наклонение которых — глаголов, а не навыков — затверживалось еще в школе на манер детской считалочки: «гнать, держать, дышать, зависеть, слышать, видеть и обидеть, а еще терпеть, вертеть, ненавидеть и смотреть».