то бишь ни отрезали такой же кусок слепой кишки, другому пациенту, привезенному сюда по скорой.

Операция началась как обычно, но аппендикс, вдруг, ни с того ни с чего, сам лопнул. Благо все уже было под контролем и, самое главное, – под рукой. С проблемой справились, но пришлось повозиться, а больному – потерпеть. Действие местной анестезии заканчивалось, плюс нервное возбуждение, поэтому легкий озноб, паршивое настроение и боль внизу – это естественные ощущения. Заметив, что больного немного трясет, операционная сестра, переложив на каталку, укрыла его простынею по самый подбородок и вывезла в “предбанник”. Отсюда санитары забирали больных и развозили по палатам. Макс и Андрей почти за год работы в больнице как-то не умудрились ни разу развозить послеоперационных больных. Поэтому они не обратили внимания на засветившуюся лампочку, а продолжали фантазировать и строить планы на вечер. А у замершего больного от холода уже зуб на зуб не попадал.

Помыв руки после операции, хирург выходил из операционной. На входе стояла каталка с больным. А может уже и не с больным, так как тело было закрыто простынею с головой. Сердечко хирурга екнуло – мало ли что могло случиться с больным после операции. Тогда почему тело здесь, а не в реанимации? Преодолев первые секунды робости, хирург откинул простынь. Ба-а. Так это последний клиент. И вид, как у живого.

– Что случилось, батенька? Почему лежим? Почему не в палате? Понравилось у нас?

– Не-е-е знаю.

– Кх-х, – подумал хирург и выглянул за дверь, – молодые люди, позвольте спросить, зачем вы здесь?

– Сказали кого-то и куда-то отвезти.

– Первый раз?

–Ага.

– Понятно. Тогда возьмите кого-нибудь и отвезите куда-нибудь, как вам сказали и как написано вот здесь, – он ткнул пальцем в карту, прикрепленную к каталке.

Больной почти ничего не видел, от услышанного настроение у него не улучшилось. Но то, что его каталка, наконец-то, тронулась и хоть куда-то поехала, его немного успокоило и даже слегка обнадежило. Он, по возможности, расслабился, чтобы хоть чуть-чуть получить удовольствие.

– На лифт? – раздался сверху голос санитара или медбрата (тонкостей в профессиях медработников он не знал).

– Наверное, да. Не тащиться же в самый конец. Сейчас спихнем его и на базу.

– О, ты не представляешь, какой балдешь нас ждет вечером. Подфартило нам сегодня с этим мясом. Сейчас быстренько в морг, нашинкуем свеженького мяса, зальем уксусом, посыплем перчиком и лучком. Пока доедем до места, все будет чики-чики.

Больному под простынею почему-то сразу стало тепло. Мало того, он вспотел. В его мозгу начали ворочаться какие–то мысли, слухи, анекдоты. И все это лезло наружу, причем одновременно.

– Я понимаю, если бы на запасные органы,– с долей возмущения подумал больной,– но вот так! На шашлыки! Еще живого! Дома расскажешь – не поверят. Хотя, как я дома расскажу, если меня уже сейчас на кусочки пошинкуют и луком посыпят?!

И тут его горячий пот резко сменился на холодную испарину. Ему стало страшно. А снаружи стали раздаваться такие же страшные слова.

– Ну, что в морг?

– Доктор сказал в морг, значит, в морг.

Раздался зловещий дружный смех. Из-под простыни вывалилась рука потерявшего сознание больного, но довольные и счастливые друзья этого даже и не заметили. Грузовой лифт опустил их в подвал. Резкий запах хлороформа и тряска на стыках половой плитки привели в себя бедолагу – больного.

– Интересно, где я?

Он осторожно приподнял простынь и одним глазом начал судорожно, если, конечно, это слово можно применять к глазу, осматриваться. “Лифтерная”, “cанитарная комната’’, “патологоанатом”,….

– Ё-мое! – Шепотом закричал он. Очень тоненькая нить последней надежды звонко лопнула и порвалась где-то внутри его души. Шансов на спасение не осталось. Два здоровых мордоворота враз скрутят, если только попытаешься дернуться. Больной начал готовиться к смерти. Он еле успел накинуть на себя, а, если точнее, на свой глаз простынь, как каталка остановилась. Скрипнула дверь. И скрип дверной был не простой, а, естественно, мрачно – угрожающий и таинственный, так как за этой дверью таилось нечто, о чем даже думать было страшно. Но, на самом деле, за этой дверью обитал пофигист – нигилист , тот самый патологоанатом Сергей Петрович. Двадцать восемь лет от роду. Не женат. Серега и Сереженька – для медперсонала и уважительно Петрович – для Макса и Андрюхи. Дверь скрипнула, и больной услышал, как его конвоиры – мордовороты вошли вовнутрь. Шанс! Шанс на спасение все-таки был дан ему. Откинув простынь с головы, больной огляделся. В нескольких метрах от него стояло несколько подобных каталок, на которых лежали тела, как и он укрытые простынями. И у них, как и у него из-под простыни торчали ступни ног. Резко оттолкнувшись от двери, больной, прокатился до общей стоянки каталок. Ближайшая к нему каталка оказалась с упакованными на ней небольшими ножками с ярко – красным педикюром.

– Фу, – подумал больной.

А вот рядом с ними лежали вполне пригодные ступни сорок пятого размера с нормальной грязно – черной окантовкой под ногтями и прямоугольной биркой на большом пальце. Две секунды ушло на то, чтобы снять бирку с пальца и засунуть ее под пятку. А вот толкнуть на свое место под дверью чужую каталку не получалось – мешали законы физики и больной откатывался назад сам, а уже неживой продолжал лежать на своем месте. Превозмогая боль внизу живота, пришлось буквально стечь на пол и только после этого удалось столкнуть вторую каталку, отправив ее в путь к злаполучной двери. Еще секунд десять ушло на обратное “возлегание” на ложе и укрывание себя простыней.

В это время за дверью Макс и Андрюха, предвкушая вечерний шашлык, просто по-мужски балагурили.

– Петрович, ладно, мы пошли, но может хряпнешь с нами винца?

– Не-а. С утра масть не идет. Голова дуром валит. Пятьдесят грамм чистенького накатил – нормально вроде стало. А сейчас опять что-то поплохело. Есть не могу вообще. Сейчас еще грамм сто, а лучше сто пятьдесят, потом минералочкой запью, покурю и за работу. А то ко мне уже очередь выстроилась из пациентов. Вон там, за дверью. Я их к порядку приучил. Слышите? Ага. Молчат, не ругаются, не возмущаются. Вот за это я и люблю свою работу. Не то, что эти зубнюки – садисты.

Опять заскрипела дверь. Послышались шаги. И совсем рядом с каталкой больного:

– Не-е, Петрович, спасибо, но нам твои ножи не нужны. У меня свой тесак есть здоровый. Я, как знал, только вчера наточил.

– Ё-е-е! – довольно громко заскулил под простынею еще живой больной. Если бы он лежал у двери, его