— И явился в страну с севера злой и могучий колдун — повелитель волков и холодных зимних ветров, — декламировал, продолжая наигрывать на тагельхарпе, скальд. — И никто не мог его победить. И даже самые преданные ярлы и форинги не смогли защитить своего конунга и его прекрасную синеглазую дочь — все полегли, сражаясь, прикрывая трон своими телами, умирая, но не отступаясь. И снял злой колдун корону с головы убитого конунга, а после приказал готовиться к свадьбе его дочери, которая теперь осталась совсем одна. Когда же та ответила «нет», он обвил ей голову магическим венцом из терновой лозы. И упала юная дочь великого северного конунга на камни родного, теперь обезлюдевшего замка, лишаясь сил и воли. И волки, пришедшие с колдуном, стояли вокруг ее бездыханного тела и выли, задирая уродливые морды. А их хозяин тем временем продолжал творить свое поганое колдовство. И возникло под телом юной дочери конунга волшебное ложе — прекрасное и ужасное одновременно, потому что было оно все из зимних роз — колючих, будто взгляды завистников, холодных, будто снег на ресницах мертвеца, и совершенных, как сама уложенная на ложе из них дева. И сказал колдун, что будет та спать на этом ложе, оплетенная шипастым терновником, до тех самых пор, пока не найдется тот, кто окажется сильнее злой волчьей магии, кто сможет победить ее. И ушел колдун, смеясь торжествующе, а та волшебная терновая лоза, что стала юной дочери конунгуа ее новым венцом, все росла и росла, пока не оплела собой весь замок, скрыв его ото всех. И с тех пор так и лежит та юная дева в центре родного, но давно мертвого замка. Одна. На ложе из колючих зимних роз. С терновым венцом на челе. Потому что так и не нашлось в мире никого, кто сумел бы победить волю злого колдуна.

— А я слышал другой вариант этой старой байки, — нарушая последний трепетный звук струны тагельхарпы, вдруг сказал отец Ингве.

Скальд, явно обиженный подобным беспардонным вмешательством, сломавшим красивый финал сказания, вскинул голову, и его инструмент, до того певший низко и красиво, взвизгнул надрывно.

— Если кто-то желает рассказать свою историю…

— Я желаю. И расскажу, — ничуть не смущенный общим вниманием, заверил отец Ингве.

И тогда скальд поклонился, усмехнувшись и сделав приглашающий жест рукой.

— Говорили… — Тут ярл Бьёрнсон отхлебнул из кружки, вытер усы и только после продолжил: — Говорили, что причиной всего стала глупость: юная дочь конунга влюбилась в простого хольда. Влюбилась и отказалась от брака с могучим соседом, который только и мог спасти земли ее отца от пришествия злого колдуна. И тогда ярлы и форинги, составлявшие ближний круг конунга, пришли к нему и убеждали его, что зря он потворствует прихотям дочери. А когда поняли, что слова их ни к чему не ведут, свергли глупого конунга, лишили власти и выгнали его и капризную дочь его из замка голыми на снег. — Тут ярл Бьёрнсон вновь отхлебнул из кружки, а после уставил тяжелый взгляд на Ингве. — И шли они по улицам прочь от родного замка — в терновых венцах вместо короны, ступая босыми ногами не по лепесткам роз, как в дни торжеств, а по их колючим стеблям, брошенным им на пути их же подданными, потому что и они понимали, что конунг, не помнящий своего долга, им не правитель. А ведь могло быть все по-другому, если бы он слушал советы своих близких, а дочь его не бежала от уготованной ей судьбы.

Чуть в стороне, у стены, переступил с ноги на ногу Роар, Ингве глянула любимому в лицо и отвела глаза. Все сказанное отцом — про долг, честь рода и судьбу — казалось таким верным, таким…

— Все было совсем не так! — вдруг шепнула Ингве прямо в ухо какая-то женщина, оказавшаяся у нее за спиной настолько бесшумно, что даже Роар ее появление прозевал и только теперь дернулся, кладя руку на рукоять меча.

Но заговорившая с Ингве незнакомка уже отступила в сторону, а после еще и рассмеялась звонко, этим мигом развеяв мрачную атмосферу в зале таверны, рожденную сначала страшной легендой, спетой скальдом, а после злыми, полными морали и нравоучения словами ярла Бьёрнсона.

— Я расскажу вам, как все было на самом деле, если уважаемый скальд Ноах не против, а его волшебная тагельхарпа подпоет мне.

Странная улыбка тронула губы скальда — будто бы он смотрел и не верил тому, что видит. Но его смычок уже коснулся струн, и над залом потекла тревожная звонкая мелодия.

— Это было в те времена, когда в мире властвовала магия, — начала незнакомка, выступая в центр зала. — Вот только владели ей не людские колдуны, а Другие. Теперь они почти совсем покинули наши земли, а в ту пору людям от них изредка доставались знания, а иногда и волшебные артефакты. Что же до юной дочери конунга, то она действительно полюбила и действительно сердце свое отдала не могучему владыке соседней страны и даже не кому-то из ярлов, а всего лишь хольду — храброму воину по имени Арнгейр и по прозванию Танцующий с волками. Так что, когда тот самый сосед прислал сватов, конунг, ее отец, уступив просьбам дочери, отослал их с вежливым отказом. Вот только не устроил этот его ответ тех, кто уже успел подсчитать выгоду от подобного брака, который объединил бы соседствующие земли в одно большое