class="p1">Но вернемся к совостротам. Произнесенные не с эстрады, а в привычной рабочей обстановке, они не вызывают даже улыбки. Когда директор произнес с трибуны: «Поскольку у нашего «ящика» такая героическая биография, жить «ящику» долго и счастливо!», раздались бурные, долгие аплодисменты.

И ради жизни «ящика» сносится один из ветхих корпусов, стыдливо выглядывавших на улицу из-за трехметрового с колючей проволокой забора, и на стройплощадку, обрамленную штабелями бетонных свай, пригоняется шипяще-плюющий дизель-молот. Жильцы соседнего, через улицу, многоэтажного дома с некоторым беспокойством поглядывают на все ускоряющееся подозрительное копошение. Они еще не знают: для того чтобы никто не поглядывал туда, куда глядеть не положено, принято решение возвести новое здание на базальтовом цоколе с матовыми окнами. Это обеспечит в дальнейшем успешную работу в сочетании с полнейшей на грядущие века конспирацией.

Рано утром жильцы просыпаются от подземных толчков. Скрипят перекрытия, стонут несущие балки, трясется пол, с потолка валится штукатурка. Зыбкий грунт с речушкой, когда-то упрятанной в трубу, на котором стоит микрорайон, дышит, как спринтер после забега на четыреста метров с барьерами. И вот уже на второй день пересекли со всех сторон девятиэтажный дом мелкие трещины, а со стороны улицы, где в двадцати метрах бесчинствует дизель-молот, стена не выдержала— лопнула на уровне первых двух этажей.

И началась столетняя война звонков и ответов, и сразу же обозначилась проигравшая сторона — жильцы. Тактика «ящика» оказалась удивительно простой, отчего жильцы, которые попытались подключить к боевым действиям исполком, сразу же оказались в котле. Руководящие голоса спускают жалобщиков в отделы, отделы либо не снимают трубку, либо туманно обещают. Тут выясняется, что кто-то должен создать экспертные комиссии и по рассмотрении дел на месте выводы комиссий могут быть изучены на соответствующем уровне. С участием представителей заинтересованных сторон здесь планируется проведение надлежащего совещания с последующим направлением принятого решения по принадлежности. И только тогда кто-то решительный и важный войдет с ходатайством о возможном приостановлении строительства, а уже там, в совершенно недосягаемых сферах, оценив все «за» и «против», создадут компетентную комиссию с правом решительного вмешательства в назревший конфликт в целях разработки компромиссных вариантов…

А тем временем часть первого этажа, возле булочной, угрожающе отошла от каркаса, нависла над прохожим, ввиду чего были приняты незамедлительные меры: отгораживание оной хрупким деревянным заборчиком. Надо отметить, что и «ящик» принял участие в этой акции, произведя незапланированный выброс удушающих газов в окна непокорных жильцов из маленькой, но хорошо просматриваемой с верхних этажей трубы.

Затем «ящик» окончательно доказал, что тревожить его не только бесполезно, но и вредно: в одну ночь силами богатырей-умельцев были перенесены многотонные плиты забора… на проезжую часть единственной улицы, связывающей микрорайон с городом, что превратило улицу в узенький проулок с односторонним движение и сняло весь общественный транспорт, который пошел теперь в дальний объезд. Прямо на разделительной полосе бедной улицы была учинена мощная кирпичная кладка, залепившая прогалины в заборе, чтобы не то чтобы шпион, а мышь с прикрепленным на хвосте микропередатчиком не проникла.

А когда одному из жильцов удалось все же дозвониться до самого дежурного по «ящику», тот. терпеливо выслушав претензии, многозначительно сказал:

— Вы не понимаете ситуации. ТАК НАДО!

За глухим забором, как в заключении, тихо шелестели тополя — гордость улицы, но поскольку величавые красавцы оказались на пути башенного крана, их спилили темной ночью под корень, чтобы потом, когда вознесется шедевр из мутного стекла и неприглядного бетона, высадить в замусоренный грунт чахлую березовую кашицу. Потом пришло еще одно ошеломительное известие: оказывается, шедевр, вознесясь, заслонит жильцам солнце, отчего в квартирах грядут вечные сумерки.

Но никто не подал в суд, никто не объявил голодовки, никто не вышел к проходной завода с самодельными транспарантами, никто никуда ничего не писал. Просто, устав звонить в инстанции, люди затихли и стали покорно ждать своей участи.

Гипнотическая сила исходит от огромной таинственной государственной машины, уверенно делающей то. что продиктовано некоей железной необходимостью, и человек, попадающий в поле действия этой машины, оглушенный ритмичным свистом поршней и завораживающим гулом маховиков, вдруг начинает чувствовать себя крохотным винтиком с засорившейся резьбой.

— ТАК НАДО! — стучит машина. — ТАК НАДО!

Но представим себе, что такое же заурядное противоборство случилось «не у нас». Будь на моем месте Кашпировский с Джуной, они бы уже увидели внутренним оком, как вы, дорогой читатель, саркастически улыбаетесь. Поэтому не буду рассуждать, почему ТАМ этого нс может быть, это же ясно каждому, что там такого безобразия не может быть никогда. Скажу только, что десятки правительственных организаций, включая суды всех инстанций, немедленно пресекут криминальные действия зарвавшихся промышленных воротил и наложат на них такой штраф, а потерпевшим жильцам организуют такую компенсацию за нанесенный ущерб, что, положив эти суммы на срочный вклад, можно стричь купоны всю сознательную жизнь.

Нс было дня, чтобы я не прочитал в каком-то периодическом издании, не услышал по радио и телевидению фразы- «Человек — это звучит гордо!», «Права человека в нашей стране…» и т. д. и т. п.

Вы заметили, что концентрация этих фраз давно превысила допустимые нормы?

ВЕК СКОРОСТЕЙ

Он ворвался в редакцию, колючий, невыспавшийся, обиженный на весь Советский Союз и даже на некоторые дружественные нам страны.

— У меня отпуск, я поехал отдыхать! — завопил он с порога. — Я прилетел в Симферополь, а мой багаж — в Ленинград! Звоню в Ленинград, а сам еду в Ялту — у меня путевка, но мой багаж улетает во Владивосток, потом в Петропавловск-на-Камчатке! Когда я узнал, что мой багаж осел в Магадане и, возможно, улетит в Кушку, бросил путевку и к вам — упраздняйте Аэрофлот!

Я с сочувствием смотрел на этого заблудшего человека, которому, как и многим чудакам, не суждено понять, что Аэрофлот тут ни при чем, что виноват он сам и только сам.

Виноват в том, что связал свою жизнь с комфортом. Был бы скромнее, сидел бы дома, питаясь при случае сосисками и кефиром, ничего бы такого с ним не произошло.

Сами посудите, могло ли такое случиться с багажом во времена, скажем, великого Гоголя, когда пожитки пассажиров отправляли на перекладных? Станционный смотритель, дотошно пересчитав чемоданы и картонки, десять раз заглянул бы в свою замусоленную книгу, и ямщик получил бы самое точное и конкретное указание.

А сейчас, в век больших скоростей, в век всеобщего сервиса, когда в голове диспетчера самого незаметного аэродрома роятся десятки названий рейсов, когда в разные стороны разлетаются тысячи самолетов, и все с багажом, за