гам.

Выходит из подъезда парень в гипсе,

за ним компания. И вот бугай

в задумчивости сильной говорит всем:

«Именно в этом же дворике как-то

мы выпивали в компании шумной.

Дело клонилось уж ближе к закату.

Думаю, дай-ка девчонок спрошу я.

Что они думают, если останусь

я на ночёвку? Без приставаний.

Память уже подводила местами.

Помню, сперва с предложением к Ване

я подошёл и от скуки избавил

лучшего друга, спросил между прочим:

«На ночь остаться с девчонками вправе

мы этой лунной и пасмурной ночью?»»

Бугай замолк, задумчиво дымя.

Мизинец одинокий был обмотан.

«Я тут недавно хоть, ведь я пермяк,

но чувствую себя в родном болоте», -

так начал он, до фильтра докурив,

и бросил мимо мусорки бычок свой.

Сквозь куртку даже бицепс был бугрист.

«Продолжу, — он сказал. — Слегка обжёгся.

Ваня ответил, подумав секунду:

«Это же классная мысль, братишка!

Нам ли с тобою такую-сякую

ночь пропустить эту? Договоришься?»

Девочек звали Катюша и Женя.

Я подхожу к ним с моим предложеньем:

«Девочки, слушайте, может, уже нам..?»

И характерным движением в шею

тычу. И что бы вы думали, парни?

Девки рассказывать начали бойко:

на Таватуйской их дом самый крайний.

Нас безбоязненно звали с собою».

И вдруг на полуслове он замолк,

провёл по волосам рукою жёсткой,

в рассеянности трогал он замок

на куртке и сказал опять: «Обжёгся.

Вечером поздним мы шли к Таватуйской,

взяли бухла: энергетик и водку.

Только и помню, что боль после хруста,

дальше пробелы сплошные и только».

Замолкнув, шла компания за ним.

Он выглядел совсем теперь героем.

Горел огнём вечерний магазин.

Их было трое, друг, их было трое.

8

Снег поутру ноздреват.

Выбьет витрину рубанок.

Станут стекло разбивать

граждане Узбекистана.

Била в лицо пятерня,

делая мужа покорным.

Бегал от стаи дворняг

опохмелившийся дворник.

Мрачный несохнущий двор.

Парни глотают подшипник.

Всё это ради того,

чтобы казаться большими.

Ты их, маманя, запри:

пусть поиграют в компьютер.

Сесть у подъезда на шприц

проще простого по сути.

Оштрафовали за вонь,

неузаконенный выброс

местный исетский завод.

Суд наказание вынес.

«Краденый велосипед

ищут уж года четыре», -

дядя в наколках сипел,

выпив четвёртый фунфырик.

Лезет в такси мужичьё

в мятых рубашках навыпуск,

но в гастрономе учёт:

после восьми им не выпить.

За гаражами пустырь,

место кровавых побоищ.

Только не вздумай грустить

и забирать их с собою!

9

Так вот он, уральский фольклор,

когда, не спросив никого,

с баяном на лавке в трико

ликует толпа выпивох.

Ну что ж, не радует?

Да я подвину шкаф.

Была украдена

судьба-судьбинушка.

Не чует беды трубадур:

заплатят гроши за латунь,

допьют и в кусты упадут.

Ты только, смотри, не блатуй.

И пусть финансово

не преуспели мы -

пойдём с авансика

да купим пенного.

Наркотики ищет примат.

По ним не скучает тюрьма.

Уйдут по УДО задарма

в уральский неласковый май.

Не петь частушки нам

да не приплясывать.

Лопатой рушим наст

борьбы межклассовой.

10

Вышли из двора быки.

Полторашки, как доспехи,

по пакетам. Ты прикинь:

раскидаешь сразу всех их?

Пляшет под окошком скот.

Меланхолию продвинет

наш райончик заводской.

В нём, наверное, любви нет.

В нём всегда всё как-то так:

близко Шеремета ракурс.

В небе кто-то рокотал,

предвещая утром драку.

Может, просто повезло?

Тут неделю уж дождей нет.

Утром оказалось: взлом

без телесных повреждений.

На балконе окна тру

мокрой тряпочкой от пыли.

У подъезда снова труп.

Молчаливый у толпы лик.

11

Мой район архипелаг.

Ввязываться не хочу -

просто дуй, и нахер план,

романтизм и эту чушь.

Надрывай свою гортань,

встанем мы под кипарис.

Полусладким зааркань,

а потом возьмём по три.

Выпускаешь сквозь ноздрю,

привкус слишком горьковат.

Этот сумасшедший трюк

спать уложит не в кровать.

Глядь, и полночь утекла,

в перспективе только сон.

Одинокий спит баклан.

Умываемся росой.

12