– Бабуль, опять борщ? Не хочу, – слышу голос любимого внука за своей спиной.

– Данюша, тебе восемнадцать лет, прекрати канючить, словно пятилетнее дитя, – взглянула я на него строго. Поправила пучок на затылке и села за стол, подавая тем самым пример внуку.

Посмотрела на ребенка. Что-то мне его цвет лица не нравится. Он вроде и спортом увлекается, и школу закончил на «хорошо», и в технический вуз поступил без проблем, но все мне кажется, что ему чего-то не хватает. Я внуку никогда ничего категорично не запрещала. Он рос добрым мальчиком, физически сильным и развитым не по годам. Смышленый ребенок, общительный, и даже слишком. Как-то он еще в детском саду разоткровенничался с воспитательницей. И ведь смог ее убедить, паршивец такой, в том, что мы семья настолько бедная, что ему не всегда на еду денег хватает. Воспитательница, молодая, наивная, а главное, новенькая, прониклась и начала ему сладкое из дому таскать. Пока меня с заведующим не встретила. Заведующий детского сада был моим бывшим учеником, с которым мы до сих пор поддерживаем дружеские отношения. Тогда-то и выяснилось, что мы вполне даже не бедствуем, а у ребенка попросту шла вторая неделя наказания под кодовым названием «никакого сладкого, даже сахара».

Вспоминая того шалопайского мальчугана, сейчас я смотрю на уже взрослого молодого человека с широкими плечами, темными, слегка вьющимися волосами, такими же темными глазами, обрамленными длинными густыми ресницами, прямым носом, слегка резкими чертами лица и понимаю, что ему от меня достался лишь характер. И я точно уверена, что сей факт не является хорошей новостью.

Вот от отца ему досталась мощная харизма и даже в некотором роде надменность. От матери бесшабашность. А от меня все самое плохое. Хитрый, изворотливый, умный, с хорошей реакцией, и все это мой внук. Горжусь. Вот только гложут меня сомнения, смогла ли я его правильно воспитать. С его матерью я допустила явный просчет, иначе бы она не выскочила за этого иностранца. Подруги, с которыми я делилась беспокоящими меня вопросами, недоумевали. Я же педагог с сорокалетним стажем, как я могу ошибиться в том, что касается воспитания? А вот могу. Не раз была свидетелем, как отличнейшие учителя ломали жизни и характеры своих детей, я всегда боялась повторить их ошибку. Вот и дочери возражать не стала, когда та бросилась вслед за мужем, чтоб ему икалось. Конечно, сначала я себя изводила волнениями, переживала, как она там – не убили ли, не болеет ли. А потом смирилась. Все же ее счастье для меня важнее. Она мое солнышко, золотистая ясноокая блондинка со взбалмошным характером. Умница и красавица, почти интеллигентка. Почему почти? Ну так я не изверг, свое дитя от жизни отрывать. Впрочем, если бы с ней что случилось, я бы первая об этом узнала, ибо есть между нами странная, почти мистическая связь. Так что уверена, что дочь если не счастлива, то весьма довольна своей жизнью.

И Азар ее действительно любит. По глазам вижу. Вот только характер у него тяжелый. Властный. И мрачный он очень. Когда Марина привела его знакомиться (а я, как обычно, бестактно выказала свое скромное недовольство), так он та-а-ак на меня взглянул, что взгляд ректора нашего университета, когда я отказалась принимать экзамен у студента по блату, показался милой лаской. Но, как говорят мои студенты, облом подкрался незаметно. Я и не таких в своей жизни встречала, так что мне его гневные взгляды оказались безразличны. А уж когда я за него взялась всерьез, Азар вообще проникся, по словам внука. Чем зять там проникся, я так и не поняла. Я думаю, что уважением, внук говорит, что ужасом. А дочь просила поберечь слабую нервную систему ее любимого.

– О чем задумалась? – осведомился любимый потомок.

– Ни о чем серьезном, – ласково улыбаюсь уминающему за обе щеки ребенку.

– Бабуль, когда ты так вот ни о чем думаешь, впоследствии происходит какая-нибудь гадость, – фыркнул внук.

– Не выражайся за столом, – одернула я. – Сегодня мы едем на дачу.

Я увидела, как скривился любимый отпрыск.

– Бабуль, у меня на сегодня планы, – начал он осторожно. – Да и зачем тебе эта дача? Мы там раз в три года появляемся, и то на час.

– Знаю я твои планы – сначала пиво со шпаной, а потом Машка из второго подъезда. Только у Машки тоже планы, по имени Васька из третьего подъезда.

Теперь лицо потомка уже перекосило. Люблю я людей шокировать, что поделать. А над родным внуком слегка поиздеваться для общего тонуса – святое дело. Он это называет стебом. Никогда не любила сленг, но тесное общение с молодежью накладывает определенный отпечаток на речь, невзирая даже на высшее филологическое образование и многие годы практики. Да что там речь – такое общение даже на характере сказывается.

– Бабуль, вот ты откуда про пиво знаешь? – грозно нахмурился он.

– Данюш, я же не запрещаю. А вот Машку запрещаю, у нее каждый вечер новые планы, и так со всем районом. Побереги здоровье, внук, – попросила я. – Сдается мне, что с ней даже контрацептивы не помогут.

– Дача так дача, – быстро согласился он. – Но что ты там забыла?

– Мне тут недавно вспомнилось: четыре года назад сделала заначку в томике Блока, надо бы забрать, пока склероз не подкрался.

– Тебе что – денег не хватает? – удивился внук. Тут он прав, живем мы в достатке, можно сказать, в изобилии.

– Данечка, я письма спрятала, а не деньги. Старые, дорогие моему сердцу письма. Они, между прочим, ценнее денег будут. Хорошо, твоя мать о них в последнем послании напомнила.

– То-то ты их ныкаешь, а потом забываешь куда, – фыркнул внук. – И не называй меня так.

– А ты не издевайся над русским языком, – возмутилась я.

Дан

У бабули сегодня было садистское настроение, поэтому вместо такси мы на злополучную дачу отправились в автобусе. И это было что-то, скажу я вам. Переполненная маршрутка при своем появлении напомнила мне банку селедки. А пассажиры от этой самой селедки ничем особенным не отличались, такие же выпученные круглые глазки, те же склизкие тельца и открытые рты. На улице плюс тридцать шесть. Когда мы все же загрузились в этот мини-ад, я для бабули умудрился выбить место. Пришлось одному не очень порядочному парню с жутким перегаром попрыгать на ноге, передавить руку и нечаянно врезать под дых, чтобы он не начал возмущаться. Тот оказался понятливым и уже после второго удара сполз с сиденья, на которое я и определил бабушку.

Во всей поездке был лишь один плюс – симпатичная рыжая девица с шикарным декольте, что сидела справа, ради такого я честно отстоял все два часа пути. Ну и, конечно, любимая музыка в наушниках от мп3-плеера.

Наконец мы оказались на нужной остановке. Поселок, где находилась наша дача, являлся элитным, со шлагбаумом и пунктом охраны, все как положено. Охранники здесь хорошие и бабулю знают, несмотря на наши редкие визиты, они ее очень уважают. Бабуля мило улыбалась и бодро топала в сторону нашей дачи, а я скучающим взглядом окинул за́мки соседей. Ничего не изменилось, те же трехметровые заборы, те же камеры слежения на всех углах, и даже башенки из-за заборов привычные торчат. Те же пустынные улочки, покрытые асфальтом. Бабуля говорит, что еще лет одиннадцать назад здесь почти никого не было, поселок был заброшен. А вот когда бабушкин друг отгрохал себе дачу на лоне дикой природы, бизнесмены оценили и потянулись друг за другом осваивать территорию.