Не знаю, какими путями, какими судьбами, но как-то в нашу школу приехал Сашка, нынешний мой хоз… подопечный.

Если вы зрячий и никогда не сталкивались с проблемами слепых людей, то поясню нарочно для вас. Прежде чем нас (собак-поводырей) передать новому хо… (тьфу, чёрт, надо же как внушили своими дрессировками) подопечному, мы должны провести какое-то время вместе. То есть привыкнуть друг к дружке, принюхаться, приглядеться. Хотя кто будет ко мне приглядываться, если они все слепые? Это я должен приглядеться. А они только прислушиваются, принюхиваются, ну, и ещё прищупываются. На всякий случай, чтобы аллергии не было какой-нибудь или ещё какой гадости. У людей много всяких заскоков. Это мы неприхотливые.

Хотя случается, что и мы тоже взбрыкиваемся. Да-да. Наша овчарка Лада из седьмого вольера так и не смогла найти общий язык со своей новой подопечной. Женщина вернула собаку обратно в школу. Кстати, отличная школа поводырей. Так что, если понадобится, обращайтесь. Меня, конечно, там уже нет, но мои друзья и подруги вас, поверьте, не подведут. Вы знаете, как нас там проверяют? Ого-го! Тесты всякие, испытания…

Иными словами, кого попало туда не берут. Мы — студенты этого университета — все обладаем уравновешенной психикой, не обращаем (во всяком случае, стараемся изо всех сил) внимания на посторонние шумы, совершенно не замечаем этих отвратительных котов и кошек. Нет, мы-то их, конечно, замечаем (как можно не заметить?), но я имею в виду, не обращаем на них внимания. Опять неправильно. И внимание мы на них обращаем. Но мы не имеем права на них реагировать, чем эти зеленоглазые твари часто пользуются. Серьёзно.

Вот вам недавний случай. Завожу я своего Сашку в подъезд (там много ступенек, и нужно быть крайне осторожным), в этот момент из двери выходит краля персидских кровей (или шерстей, кому как угодно), вся такая пафосная, с идиотским розовым бантом на шее, коготочки пострижены, хвостик надушен, ушки, словно маленькие локаторы (верть-верть в разные стороны). Вот клянусь вам собачьей честью, у меня и в мыслях не было на неё рычать, тем более, гавкать. А эта белобрысая дура как фыркнет, как хвост свой распушит, как спину выгнет, и — хрясь! — меня лапой по мор… по лицу. Если бы вы знали, как мне было обидно. Да если бы не мой Шурик, если бы не мой профессионализм и не моя ответственность, я бы этой истеричке одним щелчком хвост перекусил. Честное слово, от обиды чуть не заплакал. Пришлось немного вскульнуть — эта доморощенная «баронесса», несмотря на остриженные когти, всё-таки умудрилась поцарапать мне нос. Слизнул я солоноватую каплю крови и повёл Саню домой. А что делать? Нельзя мне на этих дурочек отвлекаться…

Сашка до моего прихода в дом жил с мамой и бабушкой. Папа у них погиб в автокатастрофе. Оказывается, в тот роковой день, в машине вместе с отцом ехал и Шурик. Ему тогда было одиннадцать лет. Врачи вынесли приговор: радужка и хрусталик безвозвратно потеряны. Я мало чего понимаю во всех этих тонкостях, но после этой трагедии пацан перестал видеть. В семье поговаривают, что есть какой-то знаменитый доктор, который может вернуть Сашке зрение, но, когда это произойдёт, никому не известно. А пока я — его и доктор, и глаза, и друг.

С Санькой мы быстро нашли общий язык. Хотя сначала я на него обижался. Чуточку, совсем немножко. Сами посудите. Как вы уже поняли, меня зовут Трисон. Когда мы в школе вместе с ним дрессировались, он так меня и называл. Всё было нормально. Сашка успешно сдал экзамен. А чему удивляться? Со мной любой новичок сдаст экзамен. Я же не только выполняю команды подопечного, частенько приходится и инициативу проявлять. Уместную, конечно. В пределах разумного.

В общем, всё прошло гладко. Приезжаем домой (с нами ещё в дороге была Сашкина мама), тут бабушка, Елизавета Максимовна. Она тоже встретила нас приветливо. Имя её я, кстати, узнал совершенно случайно — сосед приходил и так называл бабулю. Да, кстати, дома её почему-то все называют бабулей. Я заметил, у людей есть такие странности. Сашка, понятное дело, называет её так, но и Светлана Сергеевна туда же. Я вот и думаю, какая же она тебе бабуля, если это твоя мама? Вас, людей, иногда сложно понять. Ну да ладно, это неважно.

Так вот, я — Трисон. Вы хоть знаете, что это за имя? О-о! Это вам не Тузик какой-нибудь пятнистый и не Рекс косолапый. Иван Савельевич мне подробно рассказывал о моём имени. Мало того, что я и сам породистый пёс, так вдобавок ко всему и имя у меня не простое. Так звали когда-то тибетского царя. Трисон Дэцэн, который много-много лет назад пришёл к выводу, что просветление может быть достигнуто только в результате морального и духовного совершенствования под руководством мастера. Без всякого бахвальства заявляю: мастер у меня в школе был безупречным. Вы поняли, к чему я клоню? Нешуточное дело — просветлённый лабрадор!

И вдруг ни с того ни с сего Санёк начал называть меня Тришей. Я сначала даже не понял, к кому это он обращается. Проснулся рано утром и шарит рукой возле кровати, меня ищет. Но я же не дурак, под ногами лежать. Я разместился у торца кровати, чтобы случайно Сашка на меня ночью не наступил. Я привстал, авкнул тихонько, давая понять, что я здесь. Слышу, а он говорит:

— Три… Триша, ты где? Подойди ко мне, пожалуйста.

Я сижу и думаю, может, игрушку какую ищет? Поглядел по сторонам, ничего похожего на Тришу не вижу. Медведь плюшевый сидит в углу. Так Сашка сам вчера рассказывал, что его Топтыгиным зовут. Где этот чёртов Триша? Ничего понять не могу. Сашка посидел-посидел на краешке постели и говорит:

— Трисон!

Это уже меня. Подбегаю к нему, тыкаюсь носом в коленки. Он гладит меня и снова говорит:

— Тришенька, миленький, ну как тебе спалось на новом месте?

Вон оно что, опешил я, оказывается, Сашка меня Тришей называет. Вот это номер! Какой же я к чёрту Триша тебе? Ты что, Санёк? Но самое обидное, что я могу поделать? Вот как назвал меня Тришей, так с тех пор я и хожу в этих Тришах. Вслед за Санькой и Светлана Сергеевна, и Елизавета Максимовна кличут меня теперь только Тришей. Сначала я места себе не находил. Как скажут «Триша», у меня аж шерсть дыбом вставала, такое имя потерять. Был царём, стал какой-то плюшевой собакой.

Вы бы видели меня. Я не просто палевый пёс, не просто жёлтый, а, можно сказать, золотой. Не верите? Внимательно посмотрите на меня в яркий солнечный день, особенно после того, как я выхожу из душа. Такой красоты вы ни у одной собаки не найдёте. Вы лопнули бы от гордости, если бы у вас была такая родословная, как у меня. Моими предками являются собаки викингов и басков, которые обитали на острове Ньюфаундленд. До XVIII века европейцы в глаза не видели никаких лабрадоров. Мы, между прочим, по мнению мореплавателей всегда считались и считаемся до сих пор залогом счастливого плавания. И, если вы думаете, что это заурядное суеверие, то глубоко заблуждаетесь. Мои предки всегда помогали людям. Если корабль терпел крушение, лабрадоры вытягивали на берег канат, по которому перебирались все люди. А нерасторопных моряков мои предки просто перевозили на себе на сушу.

Отправляясь в плавание, ньюфаундлендские моряки всегда брали с собой пару собак. Моей породы, конечно. И какие были имена! Волна и Прибой! Вы хоть понимаете, что это значит? Волна. Прибой. А тут какой-то занюханный Тришка. Как же обидно, ну как же обидно. Хотя я уже давно смирился. Чёрт с вами, называйте, как хотите.