Радужным рисунком пена по краю котла играла,

Хлюпало и клокотало в котле варево помоев.

Сочиняла Калевалы и напевы заунывья,

И кровавые разборки, все в котлище том варилось.

И пока она мешала, думу думала такую:

Раз я свиньям сочиняю, что окурочки бросают,

То сварю я им помои, чтоб всё поняли тот час же,

Отхлебнули, устыдились и не пакостили больше.

Тридцать книжечек издам я, злата точно на них хватит!

И толпу рабов найму я, чтоб они за меня творили.

Пусть они киркой долбают, от рассвета до баланды.

Заплачу за книги щедро, пусть читают – кто не пишет.

Птичек нежных щебетанья, и кровавые разборки,

И напевы заунывья пусть опишут в этих книгах.

Будет там веселья много, и злодейский смех там тоже будет.

Тридцать дней она варила, тридцать суток, ни дня меньше!

А на тридцатый жар огня тот загасила

В джип упрятала котел тот, и помчалась к Сатануйе

Эту радость будет слушать!

Выставив котел на волю, сунула в него черпало

Отхлебнула, рот раскрыла, с выраженьем проорала:

Отрыжке

Здорового

Образа

Сблюем

Адекватный

Ответ!

Спиду

И

Вшам

Свобода!

Скажем

Гандонам

Нет!..

Долго так орала дева, Сатануйе слух терзая,

И когда последню руну, дочитала дева-нэйти

Она бросила в ведерко лист бумаги ей ненужный.

И с улыбкой, подбоченясь, оглядела Сатануйю

Что, мол, скажешь, искуситель? Как тебе мое творенье?

Заслужила ли я злата? Если да, добавь немного, мне ведь многого не надо, и оно пойдет на дело…

Тут вдруг треснул бабий череп, сокрушен дубиной злою.

Пораженный Сатануйа вдруг за джипом испугался –

Не увидел к кости мозга,

Чем же думала блондинка когда опус сочиняла?

В темном лесе, на болоте, стоят мертвые деревья

Там теперь живет лишь мошка, комарья владенья злые.

Там ночами рык тоскливый над болотами несется.

Это страшный Сотануйа сумасшествию предался.

В омуте дубину плещет, и слова бормочет злые:

Что, нашла замену грязи? Обманула ведьма-нэйти?

В лесу гадить разучилась?! Так учись не пачкать мозги!