лет мира и благоденствия на земле, которые наступят в результате социальных реформ, национального прогресса и личного совершенствования. Одна из самых мощных идей XIX в. заключалась в том, что Тысячелетнее царство можно построить человеческими усилиями. Сторонники этого учения верили, что Иисус вернется после того, как закончится тысяча лет.

В начале XIX в. не все милленаристы[1], изучая временные пророчества, пришли к убеждению, что Тысячелетнее царство близко, но все ощущали приближение важного события. Так, Чарльз Финней, величайший американский евангелист второй четверти XIX в., в 1835 году заметил: «Если Церковь исполнит свой долг, то Тысячелетнее царство наступит в этой стране через три года».

Подобным образом, в ответ миллеритам–адвентистам редакторы издания «Оберлинский евангелист» заявили в 1843 году, что «мир становится не хуже, а лучше» благодаря реформам, проводимым церквами и другими сторонниками преобразований. В том же духе высказывался и Генри Коулес: «Золотой век нашего человечества еще впереди… Провидение многочисленными средствами показывает, что он близок». Но Коулес спешит добавить: «Событие это не может иметь места… без посредничества человека (то есть реформаторской деятельности)… Поэтому Церковь, если пожелает, может ускорить наступление Тысячелетнего царства».

Однако не все исследователи Библии были согласны с учением о пришествии Христа в конце 1000 лет (постмилленаризмом). Некоторые из них считали, что Он придет в начале 1000 лет (премилленаризм). Среди тех, кто в 1830–е и 1840–е годы держался мнения меньшинства, был баптист по имени Уильям Миллер.

Подобно многим другим исследователям Библии в то время, Миллер верил, что окончание периода в 2300 дней и наступление Тысячелетнего царства произойдет в начале 1840–х годов. Но он полагал, что очищение святилища, о котором говорится в Дан. 8:14, относится к очищению огнем земли и Церкви. Поскольку Миллер связывал эти события со Вторым пришествием, то он сделал вывод, что Иисус вернется «около 1843 года». Следовательно, Миллер, как и многие его современники, верил в скорое наступление Тысячелетнего царства, хотя он был не согласен с ними относительно природы и сущности этого царства.

Миллер был здравомыслящим и влиятельным проповедником, так что в конце 1830–х и начале 1840–х гг. многие ожидающие пришествия Христа начали принимать его взгляды. Но как исследователь Миллер не был одинок. Его влиятельным помощником стал христианский служитель Джошуа В. Хаймс. Хаймс, как мы увидим позднее, был гением в области общественных связей.

Между 1839 и 1844 гг. под влиянием Миллера и Хаймса десятки тысяч христиан приняли взгляды Миллера на Тысячелетнее царство. Среди новообращенных была 12–летняя девочка по имени Елена Гармон (после 1846 г. Елена Уайт). Она впервые услышала весть Миллера, когда тот проповедовал в марте 1840 г. в ее родном городе Горхем, штат Мэн. Елена приняла позицию Миллера и до конца своей жизни верила в близость Второго пришествия, ставшего средоточием ее убеждений.

Светские ожидания Тысячелетнего царства

В первой половине XIX в. Тысячелетнее царство ожидал не только религиозный мир. Этой идеей был занят ум светского человека, хотя акценты и система взглядов существенно отличались. Со времени появления британских колоний в Северной Америке светские и религиозные взгляды на Тысячелетнее царство переплелись в американском мышлении. Например, чувство собственной судьбоносности, свойственное американцам, было отражено основателями массачусетского пуританского союза. «Мы станем, — заявил Джон Уинтроп своим последователям, когда они плыли в Америку, — похожи на город, расположенный на возвышенности. Взоры всех людей будут обращены на нас».

В проповеди Уинтропа прослеживалась мыслью том, что перемещение пуритан в пустынные местности Северной Америки нельзя считать просто побегом от религиозного преследования. В нем он видел средство учреждения идеального гражданского общества. Создав такое общество, американские пуритане стали бы для всего мира примером для подражания. Пуритане на самом деле верили, что если им это удастся, то «взоры всех людей» будут устремлены на них. Эта идея родилась на основе концепции завета, изображенной во Второзаконии с 27–й по 29–ю главы. Сущность концепции завета составляет вера в то, что, если Божий народ будет предан Богу и соблюдет Его законы, Бог благословит его.

Концепции завета и «примера для мира» преобладали в пуританском мышлении. Довольно интересно, что эти идеи занимали видное место во время американской революции и в первой половине XIX в. Даже более секуляризованные американцы пришли к мысли о своей судьбоносной роли в наступлении Тысячелетнего царства, когда начали смотреть на себя как на «Божий новый Израиль» и «нацию–избавитель».

Одни из основателей деизма, Томас Джефферсон и Бенджамин Франклин, характеризовали нацию как новый Божий Израиль. Назначенные членами комитета по созданию печати новой нации, они показали себя не такими уж деистами, как того следовало ожидать. Франклин предложил изобразить на печати «Моисея, воздевающего руку и разделяющего Красное море, и фараона на колеснице, которого покрывают воды». И здесь же поместить девиз, очень популярный в то время: «Неподчинение тиранам означает послушание Богу». Джефферсон предложил «изобразить сынов Израилевых в пустыне, ведомых столпом облачным днем и столпом огненным ночью».

Никто более монументально не сформулировал предназначение Америки в роли Израиля, чем Джефферсон. Он писал, что «справедливое и прочное республиканское правление, поддерживаемое здесь, будет неизменным памятником и примером для подражания народам других стран».

В Соединенных Штатах XIX в. более секуляризованное понимание судьбоносной роли американцев в наступлении Тысячелетнего царства, представленное Джефферсоном и другими деятелями, всегда переплеталось с религиозными взглядами. Так, известный тогда служитель Лиман Бичер, говоря в 1832 г. о широком общественном спектре, заявил, что Соединенные Штаты были «предназначены вести за собой [народы] к нравственному и политическому освобождению мира».

Концепция судьбоносной роли страны в наступлении Тысячелетнего царства пронизывала американское мышление и поведение в период перед гражданской войной. В глазах большинства, придерживавшегося взглядов постмилленаризма, недавние политические и технологические достижения начали обеспечивать механизмы для «созидания неба на земле», причем ведущая роль отводилась Соединенным Штатам. В основе такой надежды лежала крайне завышенная оценка человеческой природы, а также концепция возможности безграничного человеческого совершенствования, которую XIX век наследовал от предыдущей эпохи Просвещения.

Мощные движения, нацеленные на социальные реформы (см. главу 3) и личное совершенствование (см. главу 4), начавшиеся в 1820–х годах и продолжившиеся в последующие годы, в основном подпитывались энергией от осознания судьбоносной роли страны в наступлении Тысячелетнего царства. С этим видением было также связано постоянное чувство необходимости оставаться верными Богу как народ завета. В XIX в. эта идея проявилась в воскресных законах и концепции христианской нации (см. главы 4, 7, 8).

Между тем люди, считавшие, что Иисус придет в начале