Сбросив с себя путы, фидаин схватил первого нападавшего за запястье и одним движением выкрутив ему руку, перекувырнулся через врага, уловил слабый блеск меча и в последнюю секунду ушел от нацеленного в голову удара. Выскочивший из тьмы громила получил удар в челюсть, другой – откатился в угол комнаты, скуля и зажимая кровоточащую рану на бедре. Однако помещение было слишком тесным, а противников слишком много, чтобы сладить со всеми разом. Хесам решил пробиваться к выходу, но не заметил в темноте упавший табурет и, оступившись, потерял равновесие. Тут же на него налетели трое соперников и крепко прижали к полу, не позволяя фидаину сделать ни единого движения. Хесам рычал и извивался в бессильной злобе, но сделать ничего уже не мог.

В этот момент к нему приблизился мужчина. Слабые всполохи свечи, которую он держал в руке, выхватывали отдельные его черты – уже не молодой, но и далеко не старый, темные волосы на голове и бороде едва тронуты сединой. Что касается лица, то оно было до крайности неприметно. Обращал на себя внимание лишь холодный и цепкий взгляд голубых глаз, который, казалось, проникал в самую душу.

– Учат вас и вправду отменно, – произнес человек. – Мне приходилось слышать об ордене хашишинов на Востоке, но с тех пор прошло столько лет… я думал с вами уже давно покончено.

Хесам не отвечал, а лишь угрюмо уставился перед собой.

– Знаю, что разговорить тебя будет непросто, – продолжал свою речь хозяин дома. – Но ничего, у нас впереди еще много времени…

– Не так много, как ты думаешь, – вдруг усмехнулся Хесам, вскидывая голову.

Около секунды человек смотрел на связанного посланника, затем его глаза расширились от осознания, и он крикнул своим людям:

– Скорее! Вставляйте кляп!

Но было уже поздно. Хесам раскусил ампулу, и яд быстро делал свое дело. Смерть – лучший выход для него, он провалил задание, пусть так, но зато теперь его душа отправится прямиком в райские сады, о которых им не раз рассказывал учитель и где однажды ему повезло очутиться самому…

Глава 2

Рангави

Фивы

Calamitas virtutis occasion.

(Бедствие – пробный камень доблести.)

Сенека

Рангави вошел в большой просторный зал, который освещался десятком факелов вдоль стен. Неровное, подергивающееся от сквозняка пламя наполняло комнату причудливыми бликами. В глубине этого помещения на высоком троне восседал Константин Палеолог, деспот Мореи, а перед ним – опустив голову, словно провинившийся ребенок, стоял герцог Афин Нерио Аччиайоли. Рангави быстрым шагом пересек залу, и, даже не взглянув на герцога, подошел к трону и протянул Палеологу измятый лист бумаги. Деспот быстро пробежался по нему глазами.

– Вот, значит, как, – произнес деспот, поднимая глаза на потупившегося Нерио. – Решил запросить у султана помощи против меня? Достойно ли это христианского владыки: использовать магометанские сабли против своих же братьев по вере?

– У меня не было иного выбора, – мрачно произнес герцог. – Султан уже выслал сюда свои войска, а я не хочу, чтобы мое княжество погибло. Это не моя война.

– Турки не пощадят и твои города! – гневно воскликнул Константин Палеолог. – Только в союзе со мной у тебя есть шанс сохранить власть над ними.

– Как я могу доверять тебе? – резко вскинул голову Нерио. – Ведь однажды ты уже лишил меня всего, что я имел. Мне пришлось бежать из страны, и только благодаря поддержке султана я смог вернуть себе свой трон!

Деспот хмуро взглянул на собеседника.

– Ты не понимаешь, – вздохнул он. – Война, которая сейчас идет, гораздо важнее наших с тобой разногласий. Это схватка за будущее всего христианского мира! Король Владислав сражается в Болгарии, Скандербег борется за независимость Албании, я отвоевал у турок Пелопоннес. Сейчас самое время объединиться, сплотить силы против общей угрозы, но ты ставишь свои интересы выше этого и тем самым создаешь опасность не только для меня, но и для всех, кто сражается против мусульман.

Константин Палеолог поднялся, звеня кольчугой.

– Я не могу этого допустить, – громовым голосом произнес деспот. Подойдя вплотную к герцогу, он объявил: – Отныне ты станешь моим вассалом, твои войска будут выполнять мои приказы, а в городах я назначу своих архонтов. Можешь оставить себе свой дворец, и свое имущество, но власти над страной у тебя больше нет! На этом все, ступай!

Несколько секунд Нерио колебался, возможно, желая что-то возразить, но, мельком заглянув в суровые глаза Константина Палеолога, поспешил выйти из зала.

– Что же это за человек? – с грустью промолвил деспот, обращаясь к Рангави. – Совсем недавно я уж было поверил, что он изменился, стал нашим другом, но он продолжает злоумышлять, как и прежде.

– Лиса меняет шкуру, но не нрав[4], – отозвался Рангави. – Тебе следует всегда об этом помнить. Однако решение было верным. Если вырвать жало у осы, она больше не опасна, а ты лишил его всего, что могло бы нам угрожать.

– Нерио не оставит попыток вернуть себе трон, – задумчиво произнес Константин Палеолог. – Если султан окажется под стенами Фив, его рыцари сдадут столицу без боя, то же самое будет и в Афинах, и в других городах, где заправляют латиняне.

– Рыцари, быть может, и сложат оружие, – сказал Рангави, – но не забывай, что есть еще простой народ, которому не по вкусу ни власть султанов, ни власть латинских князей. Они будут сражаться за тебя!

– Я не хочу напрасных жертв, – покачал головой Константин Палеолог. – Эти люди – земледельцы, торговцы, ремесленники. Война совсем не их дело.

– Когда в дом приходит враг, война становится делом каждого, – возразил Рангави. – Ты недооцениваешь своих подданных, деспот. Поверь, эти простые с виду люди способны на великие подвиги, и если все они возьмутся за оружие, тогда ни туркам, ни латинянам нас не одолеть.

– Надеюсь, что до этого не дойдет, – задумчиво ответил Константин Палеолог, обернувшись на позолоченный трон латинского герцога. – Однако рано или поздно султан ответит на брошенный ему вызов, и к этому нужно подготовиться. Я должен проследить за укреплением Гексамилиона, а ты возьми своих бравых молодцов и отправляйся в Афины. Нужно подготовить почву для дальнейшего наступления.

Рангави помолчал несколько секунд, а затем произнес:

– Позволь мне задержаться здесь еще хотя бы на пару дней.

– Разумеется, – живо отозвался Константин Палеолог. – Ведь Фивы – твой родной город.

– Когда-то он действительно им был, – задумчиво проронил Рангави. – Но мою хижину давно отобрали, а отца сгноили в темнице. С тех самых пор я скитаюсь по свету, словно одинокий волк, отбившийся