Франциска Кассероллер преображает замес из цельных яиц, желтков и муки в ажурную вермишель и отваривает ее. Она подогревает свежее масло и опускает в него вермишель. Затем смазывает маслом особые стаканчики и набивает их вермишелью. После того, как они немного постоят в воде, из них можно извлечь содержимое. Она опрокидывает стаканчики — и появляется целое войско белых кексов. Теперь им пора в печь.

Мария Ноймайстер нарезает шампиньоны и раковые шейки, молоки карпа и налимью печень. Все это крошево она заливает раковым маслом и белым соусом.

Вещи перетекают в вещи. Даже то, что живет само по себе, продолжает свое существование в чем-то другом. А то, что ничтожно в своем роде, возвышается слиянием с инородным. Разное — едино. Единое — избранно. Избранное — вкусно. Вкусное — прекрасно. Прекрасное — вечно. Вечное — пища Бога.

Розалия Ранц приносит из ледника лосося. Она запускает пальцы во вскрытое брюхо и распахивает рыбье нутро. Оно светится атласной розовой подкладкой. Упругая мускульная ткань вылощена жиром. Драгоценными каменьями сверкают глаза. Розалия Ранц бросает рыбу в кипящий котел с соленой водой.

Мария Ноймайстер выуживает сварившуюся рыбу. Она кладет ее в особую продолговатую посудину со вставным дуршлагом. На каменной лавке у печи — сосуд с голландским соусом. Она добавляет кусочек свежайшего масла и две столовые ложки мускатного ореха.

Цёлестин укладывает в короб приборы рыбного стола и покидает поварню.

Цёлестин поднимается на второй этаж замка. Он входит в просторную столовую залу с круглым столом и принимается сервировать его вместе со вторым слугой — стариком Мандлем.

Стол — ежедневный пиршественный круг господ, восемнадцати персон, ожидающих трапезы.

Стол — солнечный круг. Он проливает свой свет на вещи. Выявляет их. Цёлестин и Мандль смотрят на солнце. Их руки пронизаны светом. Их руки наносят на круг восемнадцать делений — восемнадцать драгоценных приборов. Солнцу — солнечные дары, немеркнущие и нетленные — золото и серебро.

Цёлестин и Мандль поднялись из пещеры. Они идут от огня к солнцу. Очаг Марии Ноймайстер творит во славу солнца. Огонь пожирает тени и разбивает оковы.

Цёлестин и Мандль возвращаются на кухню. Мария Шеффман наводит последний лоск на великолепное глазированное и траншированное жаркое, млеющее на горке итальянских макарон. Она протягивает Цёлестину меню, написанное по-французски. Только ему дозволено передать меню наверх.

К плодам позднего лета присовокупляется и барашек. Ни одно блюдо не удается Анне Бок лучше, чем бараньи котлеты a lа Помпадур. Она погружает отборные ломти мяса в густой соус а lа Субиз, посыпает их хлебной крошкой, окунает в горшок с сырыми яйцами и панирует.

Макс Кошкодер принес косулю. От туши молодой самки он отрубил на эскалопы лопаточную и филейную части. Острым тесаком он рассекает мясо на тонкие ломти, расплющивает их рукояткой и нарезает в виде ровных кружков.

Эти битки переходят в руки Марии Ноймайстер, она присыпает их солью и толчеными кореньями и кладет на маленькую сковороду. Она помавает сковородой над пламенем. Затем поливает мясо соусом для дичи и доводит до кипения. Потом раскладывает битки на блюде, на котором лежит рагу.

Полдень. Чугунные плиты раскалены докрасна. Мандль и Цёлестин знают, что сейчас их место в подземелье, и ждут, когда придет время вознести подносы к солнцу. Солнце слышит и видит все. И все побеждает. Непобедимы лишь яства. Мандль и Цёлестин ждут, когда восемнадцать вышних сядут за стол в молитвенном поклонении солнцу.

Князь Генрих заглядывает в поварню. Изрядную часть года князь Генрих проводит на юге. Он любит красное вино. Он любит горы и фрукты. Князь Генрих любит каплунов. Он знает, что только Мария Ноймайстер может ублажить его фаршем из каплунов — «усладой королевы». Князь Генрих ведет холостяцкую жизнь на юге. Он презирает женщин и ест. Это он много лет назад привез в замок круглый стол. Князь Генрих берет ложку и обходит ряды кастрюль, он пробует соусы, фарш, сок жаркого. Он останавливается возле стола с еще не разделанным каплуном. Узкая ладонь врезается в задний проход птицы. Он поднимает тушку, натянутую на руку, и кружит ею в воздухе. Князь Генрих смеется.

Цёлестин знает, что князь Генрих разводит петухов и облагораживает их кастрацией. Князь Генрих не признает петушиной индивидуальности. Он ценит аппетит кастрированных самцов, его радует эффект откорма, замена похоти прожорливостью. Он любит сиживать на птичьем дворе своего имения и щедро потчевать своих каплунов. Он придумал множество кормовых смесей. Он сам забивает птицу и сцеживает кровь. Кровь употребляется опять-таки для откорма.

Кровоток он воспринимает как возгонку, переход одного в другое. Он стремится к сохранению всего, что возвышает.

Петуха возвышает откорм, и его жизнь продолжается на круглой тверди стола. Круглое — вне времени, круговорот не имеет ни начала, ни конца.

С каплуном, надетым на руку, князь расхаживает по кухне. Он размахивает тушкой перед носами кухонной прислуги и подмигивает девушкам. Наконец Роза Вайсхаппель стягивает каплуна с его ладони и вытирает ее платком.

Князь Генрих покидает поварню. Через дверное окно он смотрит туда, откуда только что вышел. Он поднимает руку и постукивает по стеклу.

Это означает, что он проголодался.

Цёлестин и Мандль поторапливают женщин. Мария Ноймайстер ставит на стол миску с гусиной печенью. Мария Ноймайстер — мастерица по части отбора печенок. Франциска Кассероллер снимает с плиты жареных вальдшнепов. Она выгибает им шейки так, чтобы головки торчали вверх, и переносит дичь на большой деревянный поднос. Клювики уложенных на него птиц должны пересекаться. Цёлестин открывает дверь и звонит в колокол, висящий перед входом в поварню. Это — сигнал к началу трапезы.

Князь Генрих поднимается в столовую.

Цёлестин и Мандль приступают к делу. Цёлестин берет дымящуюся чашу ароматного крепкого бульона с цесарочьими яйцами. Мандль, расставив вермишелевые кексы на овальном подносе, отправляется вслед за Целестином. Оба входят в столовую. Восемнадцать едоков уже за столом. Лишь когда наполнены все тарелки, Цёлестин отступает от стола. Золотые ложки погружаются в яства. Блеск и вкус достигают высот нёба.

Апофеоз вкушения совершается в солнечном круге. Происходит рождение нового тела, для которого пища и очередное рождение означают следующее застолье. Трапеза и здесь движется по кругу.

Из боковой двери появляется домашний учитель Фауланд, он встает за кафедру и раскрывает книгу. Когда Цёлестин убирает последнюю тарелку, а Мандль подает на стол кекс, Фауланд приступает к чтению:

«О, Лира! О, Музы! Гастрономия — дитя вашего времени, и все ваши сестры устремились ей навстречу, дабы усадить ее на почетное место. И какой безумец дерзнет отвергнуть эту науку, которая лелеет нас от колыбели до могилы, возносит к усладам любви и радостям дружбы, гасит ненависть, бодрит нас в суете дел, а в коротком земном странствии нашем доставляет нам единственное наслаждение, не подтачивающее силы.