насколько все однообразно и бездарно. Как вдруг мое внимание упало на несколько картин. Они чем-то отличались от всех остальных. Я подошел ближе. Ко мне подбежал мужчина лет 65. Он не был похож на художника.

Старик казалось, меня не слушал, устремив взгляд куда-то далеко. Наш разговор для него явно ничего не значил, и он не находил в нем ничего удивительного. Я же не знаю, зачем ему это рассказывал, но в тот момент мне искренне казалось, что это важно.

— Мужчина оказался реализатором, бывшим учителем физики, и отцом художницы. Меня привлекли картины с изображением японских иероглифов. Он рассказал мне, что сами иероглифы рисовал муж, а фон дочь. И глядя на отца, было понятно, что его дочь была прекрасным и необыкновенным человеком. Конечно, от него разило спиртным, но у него слезы катились по щекам, когда он говорил о дочери. Говорил, что она рисует от бога. Говорил, что хочет, чтоб именно я купил картину. И я знал, что это не торговая уловка и знал, почему он почувствовал именно во мне человека способного оценить ее творчество. На самом деле главную ценность в картине составлял именно фон. Он был грязный, хаотичный, непонятный, но в нем была сила. Именно ни красота, а сила. А в отце была доброта, неосознанная, чистая, простая человеческая доброта. Именно вот чего не хватает самосовершенствованию, аскетизму и отшельничеству.

— Вы очень умны молодой человек, и я думаю, если ничего не случится, будите большим человеком. И я прекрасно понимаю, что желание избавится от страдания, уйдя от желаний, и из мирской жизни тоже есть всего лишь проявлением эгоизма. Но вы знаете, почему у софистов был ответ на любой вопрос? Потому что спор есть дело бесполезное, а любую гипотезу можно опровергнуть. И это все, потому что истинны, нет нигде. Даже в нирване. Потому что та в свою очередь тоже нечто. А нам с вами надо заканчивать этот разговор, во-первых, потому что подошла ваша очередь, а во-вторых, потому что вы можете от меня заразится — и он повернул голову показав мне брешь на затылке на которой было что-то ужасное и неприятное, напоминающее лишай у домашних животных.

Я встал и пошел к врачу. Он сказал мне, что я слишком много был на холодном воздухе и у меня менингит. Я срочно выехал в Москву, оказало, что диагноз в Сочи поставили неправильный. А я еще долго думал над моим разговором с отшельником. Наверное, если бы мне еще раз представилась такая возможность я бы, сказал ему что-то «другое». Зачем было идти на противоречие? Когда такого человека можно встретить только раз в жизни. Конечно крайности в аскетическом истязании не приводят к просветлению, но все же если видишь мудреца, нужно следовать за ним, как за указывающим сокровище. А глупец, видя чужие недостатки, не видит свои. Ведь кем в итоге остаюсь я? Обычным, среднестатистическим человеком, может быть не глупым, но лишь собирающим знания… бессмысленно и бесцельно, потому что я вряд ли когда-нибудь в жизни решусь, на что-либо значимое. Ибо одно средство ведет к приобретению богатства, другое — к Нирване. Одно к получению удовольствия, другое к благу. Зная же это, ученик не возрадуется почестям, но возлюбит одиночество. У меня в комнате до сих пор висит картина анапинской художницы с грязным, хаотичным и непонятным фоном. С девушкой я вскоре расстался. А иероглиф по-прежнему обозначает символ непоколебимой и вечной любви.

Михаил Шнейдер

весна 2007 года

Донецк