— Вы тогда еще были несовершеннолетней? Ну-ну. Продолжайте.

Ресницы девушки снова чувственно встрепенулись, и следователь ощутил на себе ее укоризненный взгляд.

— Продолжать нечего. Два года мы с ним встречались, а два месяца назад решили расстаться. Точнее, решила я. А он был против.

Допрашиваемая неожиданно расплакалась, и следователю ничего не оставалось, как налить из казенного графина воды. Она дрожащими руками приняла стакан и сделала несколько глотков.

— Успокоились? Прекрасно. Продолжайте!

— Это он из-за меня, — шмыгнула носом девушка. — Натан меня предупреждал, что наложит на себя руки, если я его брошу. Но я больше не могла с ним. Понимаете? Он всегда меня унижал…

— В чем это проявлялось? — оживился Батурин.

Девушка снова хлопнула ресницами и, стрельнув глазами, произнесла с опущенными ресницами:

— Извините, но это наше интимное. К делу не относится.

— Что ж, давайте по делу, — произнес Анатолий Семенович с металлом в голосе. — Он вам сказал открытым текстом, что повесится, если вы его бросите?

— Ну, что вы? Он такой деликатный, — надула губы девушка. — Прямо он, конечно, не говорил. Но намекал.

Батурин подавил улыбку и спросил:

— Ну, а после того, как вы приняли решение от него уйти, ваши встречи продолжались?

— Что вы? — Она распахнула глаза. — С тех пор я его больше не видела. Правда, он пару раз звонил и один раз приезжал к моей подруге. В то время я жила у нее. Но встречаться, нет! Больше не встречались.

Глаза следователя сделались хитрыми.

— Тогда почему он повесился именно сегодня утром, а не два месяца назад?

— Не знаю! — испуганно прошептала девушка. — Может, потому, что сегодня пятница тринадцатое? — девушка вытаращила глаза и прошептала: — Это ужасно. Я захожу к нему в кабинет, а он висит с таким грустным-грустным лицом. И вокруг никого…

— Согласен. Зрелище не из приятных, — нетерпеливо перебил Анатолий Семенович, опуская мистическую подоплеку происшествия. — Но зачем вы пошли к нему? И почему именно сегодня? Вы почувствовали, что ему плохо?

— Нет, ничего я не почувствовала, — заморгала глазами девушка. — Я же вам сказала, что это получилось случайно. Я просто осталась совсем одна. Я к нему не хотела. Я сразу с вокзала поехала к моей подружке, а у нее там такое! Боже, спаси, сохрани! — испуганно перекрестилась свидетельница. — Тогда я поехала к Натану Сигизмундовичу. Чтобы увидеть живого человека…

— Увидеть живого? — машинально переспросил следователь и снова подавил улыбку. — Так, значит, вы только сегодня приехали в Москву? Откуда, если не секрет?

— Из Самары.

— Что вы там делали?

По телу девушки прокатилась дрожь, и Батурин догадался, что задержанная напугана именно тем, что произошло в Самаре.

— Я ездила к одному парню, — произнесла она помертвевшими губами. — Из-за этого парня я бросила Вороновича. Но он оказался не тот, за кого себя выдавал.

Девушка испуганно заглянула полковнику в глаза и закусила нижнюю губу.

— Поясните? — нахмурился Батурин.

— Его там не оказалось. Вернее, он там оказался, но оказался совсем другим. А тот, который встретился мне на Чистопрудном бульваре, оказался вообще не тот. Потому что его, ну, который мне встретился, вообще не существует в природе. Понимаете?

Глаза следователя чуть не выползли на переносицу. Он зажмурился и сильно тряхнул головой.

— Не понимаю! — произнес он сурово. — Поясните, что значит: не существует в природе?

— Ну, что тут непонятного? — занервничала девушка. — Он из другого мира. Неужели не ясно?

Девушка втянула голову в плечи и испуганно зыркнула по сторонам. В глазах у следователя появилась тревога. Он внимательно вгляделся в задержанную и отметил нездоровую испарину на лбу и шальной блеск в глазах. «Ей нужно срочно показаться врачу», — подумал он.

— Теперь понятно… — кивнул Батурин и потянулся к листку, чтобы подписать пропуск.

— Вы думаете, я брежу? — распахнула глаза девушка, чутко уловив, что ей не верят. — Он знал обо мне все, даже то, чего не знала я, даже про Ирландию, да же про родинку на животе, которой у меня не было. Он умел управлять погодой. Не верите? В тот день, когда мы с ним встретились на Чистых прудах, небо было ясным…

Девушка вдруг умолкла и пронзила следователя таким серьезным взглядом, что тот усомнился в только что сделанном выводе.

— И что? — спросил он как можно мягче. — При чем здесь небо?

— А при том, что в этой жизни я не заслужила ясного неба…

С тех пор, как отец выволок ее голой из постели одноклассника и отстегал солдатским ремнем, небо для нее померкло. Это произошло в восьмом классе. С тех пор Инга не помнила ни одного солнечного дня, словно солнце для нее навсегда прекратило существование. Но в то майское утро небо было ясным. За это Инга может отдать зуб, хотя и проснулась с головной болью и тошнотворной помойкой во рту. Она встала с кровати, подошла к окну и посмотрела на шоссе через пыльное стекло.

Боже, как гнусно! Ее бы воля, она бы вообще не открывала глаз, чтобы не видеть эти бесконечные девятиэтажки, немытые витрины, сломанные скамейки, ободранные кусты, а главное — рожи. Эти сонные, скучные, озабоченные рожи под вечно свинцовым, беспросветным московским небом. А ведь ей только что снилось солнце и море. Она барахталась в волнах и видела берег со скалой. Ей всегда снилась эта скала и то, как она барахтается в море.

Но надо бы поторопиться. Воронович капризен, как баба. Старый козел, похотливый пес, вонючая трухлявая обезьяна, которая не имеет привычки ждать, и сразу давит на газ, если не видит ее на месте.

Юлька уже упорхнула на работу, оставив гору немытой посуды. Инга тихо простонала — в комнате снова потемнело. Но когда он заговорил с ней на Чистопрудном бульваре, вовсю сияло солнце. Это Инга помнит точно, потому что подумала: «Сколько же много в жизни (черт бы ее побрал!) зависит от того, какое небо над головой».

Она летела, неслась, опаздывала, цокая каблучками и проклиная на своем пути все, потому что яичница подгорела и пришлось отскребать сковородку, затем юбка прилипла к утюгу в самом пикантном месте, и пришлось отпаривать утюг уксусом. Наконец, уже за самым порогом оборвался ремешок босоножки. Пришлось влезть в Юлькины туфли, которые тут же начали натирать пятку и свертывать в трубочку пальцы, но главное — туфли совсем не подходили к юбке. Вдобавок голова гудела после вчерашнего «розового крепкого», внутри что-то нехорошо булькало, и все это вызывало такое раздражение, что она готова была вцепиться в рожу первому встречному за один похотливый взгляд.

Но тот тип не возмутил внутри ничего, потому что в его глазах была не похоть, а растерянность. И когда девушка пронеслась мимо, то почувствовала, что он оглянулся.