«Это слезы», – завороженно подумал Юрий.

Сергей Сергеевич теперь не просто смеялся, а корчился от смеха, как делают дети, получая от этого неописуемое удовольствие. Только сейчас ни о каком удовольствии речи не было… Были непрерывные судороги легких без воздуха, а корчи стали превращаться в конвульсии, словно фигуры какого-то жуткого танца. То, что происходило с Сергеем Сергеевичем, заставляло его мышцы непосильно напрягаться, а голову как будто кинжалом пронзала острая боль. Он протяжно, с всхлипывающим вскриком застонал, схватился за голову и в наступившей вдруг тишине, потеряв в пространстве опору, рухнул на спину, ударившись об пол безвольно откинувшейся назад головой. Из-под нее стало медленно расползаться красное пятно. Юра, оттолкнув от себя журнальный столик, бросился к Сергею Сергеевичу, наклонился и стал всматриваться в его лицо.

– Может быть, от перенапряжения… обморок.

Глаза Сергея Сергеевича были открыты. Юра понял, что только они теперь принадлежат Сергею Сергеевичу. Остальное – не он. В глазах еще теплилась жизнь, но это были угасающие предсмертные искры.

Когда-то он это видел, внезапно вспомнил Юра. Да, видел. Он был в первом или во втором классе школы, когда соседские мальчишки камнем сбили с дерева кошку. Удар пришелся животному в голову. Она упала под дерево. Юре было жалко кошку. Он думал, что ее не надо обижать. Но она обижена, лежит и почему-то не убегает. Приблизиться к кошке он сначала не решался. Мальчишки могли и отлупить. Когда они ушли, он подошел. Кошка лежала неподвижно и убегать не собиралась. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели на него в упор. В лучиках солнца они блестели, как будто смазанные маслом. Потом в какой-то момент что-то резко изменилось. Маслянистость и бархатная глубина глаз внезапно пропали, а вместо них появились две стеклянные, как у кукол, пуговки. Это произошло мгновенно, словно кто-то быстро вставил вместо живых глаз стеклянные кругляши. Юра понял, что кошка стала мертвой, хотя и не представлял себе, как это – быть мертвой. Просто вдруг кошка стала не кошкой, а чем-то другим. В сказках это называется «мертвым». Потом Юра долго плакал и не мог успокоиться. Ему было жалко и себя, и кошку.

Глаза Сергея Сергеевича тоже стали стеклянными. Живое перестало быть живым. Все заняло не больше минуты. В помещении стояла мертвая тишина, и только как ни в чем не бывало шумела работающая аппаратура.

– Вызвать скорую и полицию! Убрать картинку! – рекламными вспышками высветилось в голове у Юры.

Акт. Судебно-медицинская экспертиза. Вскрытие…

…Все органы абсолютно здоровы. Смерть – спазматическое…

Через сутки после случившегося

Старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры майор Федотов Петр Игнатьевич с некоторым сомнением смотрел на лежавшую перед ним пока еще тоненькую папочку с показаниями свидетелей. С сомнением, так как показания абсолютно не давали ответа на, казалось бы, простой вопрос. Если, судя по медицинскому заключению, клиент умер от стресса, то откуда взялся этот самый стресс и где его источник. Если источник все же существовал, то не было ответа на два других вопроса. Зачем и как все произошло? Особенно неясным майору представлялся последний вопрос. Что так могло подействовать на человека, от чего он умер? Сам, как считают врачи, или помогли? Если сам, то и нет никакого дела. Просто господин доигрался до смерти. Хотя на памяти Петра Игнатьевича политические дебаты никогда не заканчивались так плохо. Ведь обливал же Жириновский своего оппонента водой и даже лез в драку. А господа из Госдумы! Такой цирк однажды устроили, так показательно и достоверно лупили друг друга! Ну и что? Все живы и никаких смертей. По формальным признакам, настоящий случай был тем же пиаром, но почему такой финал?.. Не мог же к нему привести спокойный и, в общем-то, рутинный обмен мнениями трех собеседников с заранее оговоренным положительным для потерпевшего исходом беседы. Участники событий неоднократно проверялись врачами на стрессоустойчивость, психическое и физическое здоровье. И все должно было быть хорошо. Но… результат – морг. В голове майора Федотова родилось неожиданное предположение: получалось, что смерть депутата наступила от совершенно непонятных внешних причин. В таком случае у нас никакой не медицинский казус – смерть от смеха, а убийство. И орудие убийства – смех.

– Папочка с документами может теперь распухнуть, – подумал майор. – А где искать свидетелей? Самый профессиональный, а значит, и самый наблюдательный из участников событий – телеведущий. Надо еще раз перечитать, что он рассказал следствию.

Майор взял листочки с показаниями телеведущего и стал читать.

«Случившееся не выходит из головы. Все кажется, чтото упущено. Вернее, пропущена какая-то странность, которую я не “уловил”. Ведь врачи сказали, что был стресс, и такой силы, что убил человека. Но я же с Сергеем Сергеевичем глаза в глаза сидел за одним столом и видел, как все происходило. Да, он пережил сильнейший стресс и от этого умер. Согласен. Но меня беспокоит неясность. Что-то не так. Это “не так” в отсутствии видимых посылов, вызвавших стресс. И нет ощущения присутствия источника таких посылов. Они появились из ничего. Их как бы, если хотите, под гипнозом или еще как-то ввели в мозг депутата. И сделали это целенаправленно. Кто-то каким-то необычным способом заставил Сергея Сергеевича смеяться и так сильно, что он умер. Если это правда, то Сергея Сергеевича убили».

– Вот и ближайший свидетель смерти считает, что депутата убили, но каким-то фантастическим способом, – подумал майор. – Вчера оперы перетрясли всю студию с участниками передачи, всю аппаратуру. Ничего, что могло бы так сильно воздействовать на человека, не обнаружили. Где искать этот источник? Конечно, когда умирает простой смертный, большого дела не заводят и все быстро закрывают. Но у нас мертвый депутат. Потому случившееся быстро не закроют, а наоборот, будут копать и копать. Ведь кто-то заказал, и кто-то исполнил заказ – смерть депутата. Тогда, – вдруг ожил майор, – способ исполнения заказа какой-то необычный.

Для вскрытия таких «консервов» нужен совсем другой нож. Во всяком случае, не тот, каким привыкла пользоваться его контора.

После такого поворота мыслей майор почувствовал облегчение. Наконец появилась возможность разумного, по его мнению, завершения проблемы. И даже без вероятного для его конторы «висяка».

– Его не будет, – подумал майор, – если задачку перекину в другое, более продвинутое ведомство. Такое, с научно-фантастическим уклоном, есть у военных. Так и поступим, – решил майор. – Надо к начальству. Для всех депутат Корин Сергей Сергеевич умер сам и от передозировки эмоций.

Зима в этом году приходить так и не собиралась, хотя до Нового года оставалось уже недели полторы. Снега не было нисколько. И солнечных дней было один-два, не больше. Полковник Юльцев Алексей Алексеевич, нажав затертую от многочисленных прикосновений еле заметную кнопку звонка дверного запора (хотя какой это звонок, который не звонит трелью, а коротко «дринькает»), толкнул дверь и вышел во двор. Было зябко. Полковник надел теплую куртку, а на голову черную вязаную шапочку из толстой шерсти. В Москве в это время года подобные головные уборы носят лишь некоторые мужики, которым еще нет пятидесяти, и поголовно вся не возмужавшая молодежь разных национальностей России. Близкий родственник этой шапки, скорее всего, модный головной убор под названием «Привэт с Кавказа». Алексей Алексеевич подошел к собственной машине, своей любимице – пятнадцатой модели с названием не менее приятного напитка – «Жигули». Машина была намертво со всех сторон блокирована чужими «тачками». Сейчас надо очень постараться, чтобы вытащить ее из плена. Алексей Алексеевич сел за руль, включил зажигание и неторопливо стал выезжать.