на очередной крутой подъем. Под майором была шустрая кобылка, и он первым оказался на вершине холма. Я подскакал к нему и замер, не в силах что-либо вымолвить. Впереди раскинулась стеклянная гладь светло-голубого нежного оттенка. Она уходила к горизонту, постепенно темнея, где-то далеко у виднокрая образуя почти чёрную грань, на которую тонким прозрачным куполом опирался хрустальный колпак неба. Картина до того очаровательная, что казалась нереальной. Глубокий, полный спокойствия мир, со своими тайнами и причудами. Попробуй-ка, разгадай его!

– Ну, что я вам говорил? – радостно воскликнул майор, стараясь перекричать ветер. – Это вам не Балтика. Это – Русское море!

* * *

Город только закладывался. Город – одна огромная стройка. На скалистом берегу теснилось поселение: деревянные бараки, косые мазанки, а дальше, вглубь материка размечены фундаменты будущих домов. Кругом стопки строительного камня, досок, брёвен. Небо коптили кузнечные горны и смоловарни. У пирсов в гавани множество кораблей. Мачты, снасти – словно лес. Нагруженные возы еле тащились, запрудив все проезды. И кругом суетился мастеровой люд. Визжали пилы, стучали молотки, скрипели лебёдки. Пахло известью, углём, горячей смолой и свежей древесиной.

Мы расстались с майором интендантской службы. Он повёл обоз к небольшой крепости, возвышавшейся над гаванью, а я отправился в торговую часть города искать коменданта. Мне указали небольшой каменный дом в два этажа с портиком и львами у входа. Я доложил адъютанту, что прибыл с пакетом из Петербурга. Меня тут же провели в дом.

– Ка-ак, вы уже лейтенант? – узнал меня Иосиф Михайлович де Рибас, расплываясь в широкую, белозубую испанскую улыбку. – Сейчас то вы нам все расскажете: что там у вас в Петербурге творится. Говорят – ужасы сплошные: круглые шляпы запретили, за жилеты порют прилюдно, все ведомства с пяти утра работают…

Военный комендант Одессы пил чай в просторном светлом кабинете. Он был в безупречном зелёном сюртуке. Парик с буклями идеально напомажен. За круглым столом, устланным белой скатертью, помимо самого де Рибаса находился ещё один человек, генерал, лет сорока пяти. Он представился, как военный инженер, Франц Павлович де Воллан. Что-то совиное было в его облике: скучающее выражение лица, хищный нос, глаза немного навыкат. Парика он не носил. Мундир, хоть и генеральский, но скромный.

– Константин, – окликнул Иосиф Михайлович слугу, грека. – Поставь ещё один чайный прибор. – Вновь обратился ко мне: – Как здоровье императора?

– Император весь в делах, – ответил я, присаживаясь на скрипучий стул, обитый красным атласом. – Везу адмиралу Ушакову поправки к морскому уставу.

– Ушакову? Поправки? – усмехнулся Иосиф Михайлович. – Ох, быть конфузу.

– У адмирала свой устав. Он – человек тяжёлый и непреклонный, – объяснил тихо генерал да Воллан.

– Указы императора нельзя обсуждать, – напомнил я.

– Верно, – согласился Иосиф Михайлович. – Только видите ли, с турками война особая. Это не в Европе. Ждать от турок благородных поступков, то же самое, что ждать милосердия от голодных шакалов. Посему иногда приходится действовать супротив всех уставов.

Передо мной появилась чашечка с блюдечком из тонкого фарфора с греческим орнаментом. Тарелка с горячими булками и ваза с фруктами.

– Попьём чайку, а после, перед обедом, сходим, посмотрим, как пристань строится. Я вам все покажу. Погодите, – нетерпеливо вскочил де Рибас. – Пойдите сюда. – Он подвёл меня к широкому окну, отдёрнул тяжёлую бархатную портьеру. – Полюбуйтесь: что за вид!

Действительно, панорама открывалась чудная. Передо мной расстилалось бескрайнее море, и была видна прибрежная полоса, на которой шумела грандиозная стройка.

– Поглядите: – вот там будет порт. Здесь возведут дворцы, – указывал де Рибас. – А вдоль набережной посадим аллеи. Вы не представляете, какой красивый город будет стоять на этом месте. Он вберёт в себя лучшие традиции европейской архитектуры и, в тоже время, органично впитает античный стиль. Здесь будет шуметь торжище, разгружаться корабли с колониальными товарами. Расцветёт буйным цветом искусство и ремесло. На улицах зазвучит разноголосая, разноязычная речь. Ах, что за город! Мечта! Я вам все подробно покажу! Мы с Францем Павловичем продумали все до последней детали. И обязательно в Одессе будет лучший в Европе театр.

Пока я пил ароматный крепкий чай, де Рибас распечатал конверт с рескриптом от императора. По мере чтения лицо его приобретало растерянное выражение. Он морщил лоб, стараясь глубже вникнуть в суть написанного, фыркал, раскрывал рот, как будто хотел кому-то задать вопрос…

– Интересно, – задумчиво произнёс он, нервно покусывая нижнюю губу.

– Неприятности? – осторожно спросил Франц Павлович, отставив в сторону чашку с недопитым чаем.

– Неприятней некуда, – ответил де Рибас, кладя письмо на стол меж блюдец и креманок с вареньем. – Нас с вами, Франц Павлович, вызывают в Петербург.

– С отчётами?

– Хуже, – он сделал жесты руками, как делают итальянцы, когда не понимают, что происходит. – Экспедицию по строительству города и порта приказано свернуть.

– Не может быть! – вскочил с места генерал Воллан. – Как это?

– Сам не могу уразуметь. Но вот, – он растеряно указал на письмо. – Закрыть. Баста!

– Не понимаю. – Генерал Воллан схватил письмо, принялся читать. Лоб его покрылся испариной. – Но, позвольте! Столько проделано, столько вложено труда…. Все напрасно? Да как это может быть?

– Почитайте до конца, – посоветовал де Рибас. – Генерал-поручик Бердяев, ныне губернатор Новороссии, сделал доклад императору. По его ревизионным расчётам затраты на строительство города и порта слишком огромны. Читайте, читайте. Казна не в состоянии выдать нужную сумму. Так же он докладывает, что работы над сооружением порта вовсе не продвигаются. Мало того, создана комиссия по проверке злоупотреблений и казнокрадству. Нашему с вами злоупотреблению и казнокрадству.

– И что теперь будет с Одессой? – спросил Воллан, сглотнув комок.

– Одессы не будет, – со вздохом сожаления ответил де Рибас. – Но вы не о том печётесь, Франц Павлович. Как бы нам с вами в казематах Петропавловской крепости не оказаться.

* * *

Город я покидал с тяжёлым чувством. Почтовой кареты ждать пришлось бы долго, поэтому я отправился в обозе чумаков на тюках с солью. Вокруг кипела работа. Но приказ о свёртывании строительства уже был получен. У заставы меня поджидала толпа торговцев. Широкополые греческие шляпы, расшитые молдаванские жилеты, алые кушаки. Среди народа я заметил даже турецкие фески. Опалённые южным солнцем лица с вислыми усами. Темные глаза.

– Господин из Петербурга! – Толпа обступила воз, на котором я ехал. – Господин из Петербурга, как же так? – задал мне вопрос широкоплечий, чуть сгорбленный старый еврей. На нем была рабочая ситцевая блуза, молдавский яркий жилет, а на голове расшитая бисером кипа. – Мы в город столько труда вложили, столько денег…. А его закрыть хотят. Мы родные края покинули, чтобы служить России…. Больше нам податься некуда. За что с нами так