восторгаются тем, как какой-то запах способен подстегнуть воспоминания. Как аромат корицы способен вернуть их в воскресное утро с бабушкой и ее домашними булочками. Или как благоухание букета из свежесрезанных цветов вызывает в памяти веселый весенний пикник.

Но вряд ли кто-нибудь скажет, что запах дезинфектанта сразу заставляет их припомнить, как они держали своего отца за руку в больнице, пока его жизнь отлетала прочь. Как вонь тухлятины возрождает в памяти тот момент из детства, когда они случайно набрели на дохлую собаку в лесу и впервые в жизни столкнулись со смертью.

И никто не станет говорить такого про дым. Удушающий, всепоглощающий дым, и про воспоминания, который он приносит с собой…

Эбби сидела за рулем, стиснув зубы. Одна часть ее сейчас была взрослой женщиной, матерью двоих детей, лейтенантом нью-йоркского управления полиции. Другая – семилетней девчонкой, на ощупь пробирающейся по туманному от дыма коридору с деревянными стенами[1].

Она кашляет, полуприкрыв залитые слезами глаза. Приглушенные крики из-за запертой на засов двери, какая-то женщина умоляет выпустить ее. Мама? Или кто-то еще? Она должна их освободить!

Стены так и излучают жар – за ними наверняка уже натуральное адское пекло. И там заперты десятки людей. Ею заперты. Она ошиблась – наверное, что-то не так поняла. Но можно откинуть засов, и…

– Абихейл[2], а ну отойди оттуда! – вопит у нее за спиной Иден, и сама заходясь в кашле. Голос у нее испуганный, пронизанный отчаянием. Но она просто не понимает – тут какая-то ошибка, и мама с папой зовут на помощь.

Дверь всего в паре шагов – Абихейл уже тянется к засову, чтобы выпустить их.

Внезапно рука у нее на плече – отдергивает ее назад, резко разворачивает.

Она кричит от злости и страха, пытается вырваться.

И тут оглушительный взрыв – ударная волна отбрасывает ее в сторону. Вдруг жгучая боль в затылке, пламя поглощает их обеих…

Рука у нее невольно тянется к шраму на шее, и Эбби испускает судорожный вздох. Трогает жесткую заплатку у себя на коже – напоминание о том, что она больше не ребенок. Тот пожар – событие, которое пресса окрестила Бойней в секте Уилкокса, – уже несколько десятков лет как в прошлом.

И вот теперь, впервые более чем за тридцать лет, она опять в Северной Каролине – в том месте, где располагалось огороженное прочным забором поселение Семьи Уилкокса.

Огромного деревянного строения, в котором располагались часовня, офисы, общественная столовая и спальня самого Моисея Уилкокса, больше уже нет, конечно же. Оно сгорело дотла, а то, что осталось, давно уже убрали. Нет и трех больших спальных бараков, в которых все они тогда размещались.

На их месте возле дороги стоит большая угловатая гранитная плита. За ней – несколько деревьев, совершенно голых. Это клены, посаженные в память о тех, кто погиб здесь в огне. Она видела фотографии этого мемориала, сделанные осенью, – нежно-красная листва кленов резко контрастирует с мрачным оттенком плиты. А теперь этот эффект утерян – деревья всех оттенков серого, как и небо над ними. Серые, как дым.

Выйдя из машины, Эбби подошла к мемориалу. Провела пальцем по грубой гранитной поверхности, читая надпись на ней.

«В память о пятидесяти девяти невинных душах, жизни которых трагически оборвались двадцать третьего апреля 1987 года. Девяти из них было меньше восьми лет от роду».

Под этой надписью – имена в четыре колонки.

Она быстро проглядела список. В середине третьей колонки – «Марта Ричардсон» и «Дэвид Ричардсон». Ее мать и отец.

Мысленно вернувшись в детство, Эбби попыталась припомнить, как они выглядели. Свою мать, с которой она проводила бездну времени, собирая цветы на лугу и составляя букеты для цветочного магазина, ей удалось представить себе достаточно легко. Блондинка, как и сама Эбби, и волосы у нее ниспадали до самого пояса. Она стягивала их в конский хвост, не утруждаясь тем, чтобы скрыть особенность, что преследует Эбби и по сей день, – свои большие выступающие уши.

А вот отец – совсем другое дело. Припомнилось лишь, как Эбби держала его за руку во время застольных молитв – большую и всегда невероятно теплую. И всю исцарапанную – результат работы весь день с колючими цветами. Но помимо этой руки, больше она ничего не помнила.

Еще одно имя в самом низу колонки. «Моисей Уилкокс». Секунду она смотрела на него, стиснув зубы. А потом, нахмурившись, пригляделась пристальней. Эбби думала, что погибшие указаны в алфавитном порядке, но в таком случае Моисей должен был быть упомянут в четвертой колонке, ближе к концу списка. Она быстро осознала, что это не так – у последних восьми жертв почему-то были указаны только имена, без фамилий.

Найдя своих родителей, Эбби по второму разу перечитала имена, обнаружив среди них еще несколько знакомых. Родителей Иден. Матери Исаака – его отец так и не присоединился к культу. Ханны, которая работала на кухне и частенько пекла печенье для ребятишек. Эрика, который ходил раскорякой, всегда как-то странно поглядывая на нее, пугая ее.

Она удивилась, сколько имен здесь узнала – людей, про которых не вспоминала больше тридцати лет. И… даже вроде как нашла ошибку.

Дядьку, который ездил на грузовике и отвозил приготовленные матерью букеты в цветочный магазин, звали Джордж. И хотя она четырежды перечитала весь список, нигде его имени не нашла. Имелся там другой Джордж – Флетчер, но это был отец Иден, и Эбби точно знала, что это не он.

Вытащив телефон, она позвонила Иден.

– Привет, Эбби! – Голос у той звучал жизнерадостно – совсем не как у той насмерть перепуганной, сходящей с ума от отчаяния женщины, которой Эбби помогла два месяца назад.

– Привет. – Глаза Эбби машинально метнулись к именам родителей Иден. – Послушай, я только что доехала до мемориала…

Они уже обсуждали это еще до того, как Эбби вылетела в Северную Каролину. Недавнее воссоединение трех выживших после Бойни в секте Уилкокса – Эбби, Иден и Исаака – подняло некоторые вопросы, оставшиеся без ответа, и пробудило темные, давно забытые воспоминания. Эбби хотелось узнать больше. Иден с Исааком эта идея особо не вдохновила. Они предпочитали оставить прошлое позади. Тем не менее Иден попросила Эбби держать ее в курсе, если та что-нибудь вдруг обнаружит.

– Ну и как он выглядит? – спросила Иден.

– Ну не знаю… Как обычная памятная плита. Со списком имен.

Короткое молчание.

– Понятно.

– Я хотела у тебя спросить: ты не помнишь Джорджа? Не твоего папу – другого Джорджа.

– Который ездил на грузовике? Конечно. Он иногда брал меня с