В этот же момент, как только она опустила в воду носок другого ботинка, группка ребят пробежала прямо рядом с ней. Чтобы удержаться на ногах, Гайе пришлось шагнуть вперед. В самую лужу.

Я подбежал к ней.

– Гайя, ты не промокла? – спросил я.

Мы посмотрели на ее блестящие, намокшие ботинки. Потом друг на друга.

Гайя засияла улыбкой, и вот уже мы хохотали так сильно, что нам было все равно, что творится вокруг. Знаете, так иногда бывает, когда смеешься. Мы хохотали, а другие дети, толкаясь, окатывали нас водой из луж, но нам было все равно.

– Мисс Фарравей говорит, что это… с ума… сумасшествие. Зачем их… выпустили… на улицу, я не знаю. Они все… вымокли.

Мы с Гайей спрятались под старым навесом. Теперь все были мокрые. И не чуть-чуть, а до последней нитки. Гайя следила за взрослыми, чтобы узнать, не отправят ли нас обратно в школу.

– Миссис Брук говорит, что уже всё. Нет… уже почти всё. Давайте… отведем всех… под крышу, пока… Ох, она отвернулась.

Мы поторопились к скамейкам позади. Миссис Брук дунула в свисток, и все столпились под навесом. Стоять у скамеек было лучше всего. Больше места.

С того дня нам не разрешали выходить гулять. Вместо этого мы смотрели фильмы на экране в коридоре. Неспокойной, ерзающей массой мы сидели на полу. Окна запотевали, и дождь было не видно, но слышали мы его хорошо. Учителя увеличивали громкость на полную, но это все равно не могло заглушить размеренный стук капель по крыше.

Гром тоже был. В основном днем. Темно-серые облака выползали из-за горизонта, и все вскрикивали от низкого раскатистого грохота. У нас мало что получалось сделать в такие дни.

Я точно не помню, сколько это длилось. Люди говорили про рекордное количество осадков за месяц, вспоминали сезон дождей в Индии, и все в таком духе. Я могу сказать только, что дождь не прекращался. Даже когда казалось, что лить перестало, можно было выглянуть в окно и увидеть легкую рябь на лужах от крошечных капель. Дошло до того, что ты больше не чувствовал сухость, даже когда лежал в постели под одеялом.

Звуки воды были повсюду. Крыши и стены домов протекали, поэтому мы слышали не только шорох дождя снаружи, но и громкий ровный стук капель, падающих в ведра и миски.

Гайе дождь нравился. Она говорила, что будто заново проснулась. Иногда она поднимала лицо к небу, под капли дождя. Они скатывались по ее щекам, будто слезы. Некоторые дети не понимали, что она делает, и смеялись над ней. Но я знал, что ей нравилось ощущение. Как мне нравилось ходить по заборам.

Наверно, поэтому мы и дружили – потому что понимали такие вещи.

Мне нравились другие ребята, но иногда казалось, что между нами была какая-то невидимая стена, от которой я никак не мог избавиться. Вот как с Майклом. Мы каждый день ходили в школу вместе, размахивая сумками туда-сюда, но никогда по-настоящему не разговаривали. Я не помню, пытался ли я начать разговор. Там, где должны были быть голоса, в голову приходили только равномерные звуки шагов.

Я не знаю, когда я повстречал Гайю, но я не могу вспомнить время, когда ее не было.

Кажется, сначала подружились наши мамы, и, хотя они перестали видеться, я каждый день встречал Гайю в школе. Правда, она жила в другом квартале. Ее башня стояла через дорогу от моей, и мы жили на семнадцатом этаже, будто напротив друг друга. Нам это нравилось.

Наши башни были очень похожи друг на друга, но не во всем. Когда я был поменьше, думал, что какой-нибудь великан, как в сказке «Джек и бобовый стебель», мог прийти и поднять наши дома с земли и соединить их вместе, как конструктор Лего. Мне казалось, они подходили друг другу.

Но я больше не верил в великанов-людоедов. Или в бобовые стебли, которые вырастали до неба и вели в странные, опасные места. Я знаю теперь, что есть вещи гораздо более страшные. Гораздо более настоящие.

В нашей квартире мне больше всего нравится вид из окна. Увидеть можно что угодно. Просто нужно знать, куда смотреть.

Я всегда мог разглядеть старика без ботинок, который спал на скамейке в парке, и службу доставки, которая привозила коробки молока в ближайшие магазины и парковала машину на тротуаре. Я даже видел тонкие серые спины двух маленьких собачек, которых каждое утро выводил на прогулку хозяин. Я начал узнавать разных людей и даже мог сказать, в какое время они выходят на улицу.

Но мне всегда нравилось замечать что-то новое. Или такое, что можно увидеть только сверху. Например, оказалось, что на крышах автобусов нарисованы большие буквы и цифры, которые легко читались из окна.

Я не всегда смотрел только вниз. Мне нравилось наблюдать, что происходило и в облаках. Я всегда думал, что крошечные самолетики напоминали карандаши, проплывающие по небу. Даже не верилось, что в них летели люди – они были такими тонкими и маленькими.

– Это потому, что они очень далеко, Ади, – сказал мне как-то учитель.

Я не стал говорить, что я это прекрасно понимаю. Просто меня поражало, как люди могут быть так высоко в металлической капсуле с крыльями.

В такие дни мне казалось, что сидеть в высокой башне было безопаснее. Подо мной были квартиры, и под ними тоже были квартиры. Они поддерживали меня. Благодаря ним я никогда не упаду. А что держит в воздухе самолет?

Маме тоже нравился вид из окна.

– Только представь себе, Ади, кто-то готов за это деньги платить, а нам не нужно. Это все наше. В любое время. Нужно просто выглянуть из окна.

Мы часто сидели бок о бок, наблюдали за миром и гадали, на что похожи облака.

Прошли недели с тех пор, как мы сидели так в последний раз. Но я все прекрасно помню. Я пришел в гостиную, размахивая сумкой и напевая мелодию, которую Гайя услышала по радио и, сама того не замечая, тихонько пела весь день. Я вообще не люблю петь, когда кто-то может услышать, даже если это мама или Гайя. Обычно я просто прокручиваю мелодию у себя в голове. Но тогда я не думал, что мама будет в комнате.

– Как красиво, Ади. Подойди поближе и спой мне еще.

Мама сидела у окна. Ее глаза слегка покраснели. Она была в платье, которое я не видел на ней уже давно. Оно почему-то напоминало мне летние вечера, когда идешь спать, а за окном еще светло и в голове у тебя такая странная усталость от беготни на солнце.

– Посиди со мной. Расскажи, как день прошел.

Я скинул сумку на пол и присел рядом с мамой. Она положила ладонь мне на голову словно проверяла, нет ли у меня температуры.

– Что делал в школе сегодня? – спросила она.

– Ничего.

– Ничего? Опять? Понятно.

– А что ты сегодня делала?

Мама посмотрела на меня с хитрецой.

– Сегодня? – сказала она. – Ничего.

Мама засмеялась, похлопала меня по голове и ушла на кухню. Она вернулась с двумя мисками шоколадного мороженого.