всегда разговаривал с нами, когда заходил, и обычно дарил монету в пять франков кому-нибудь из нас, а в одном или двух случаях даже наполеон1. Он очень часто навещал мадам маркизу, которая принимала его в своем будуаре, который выходил одной дверью в большую гостиную, а другой – в зимний сад. Лизетт говорила, что, по ее мнению, мадам, должно быть, совершала в последнее время больше грехов, чем обычно, поскольку для исповеди в них стало требоваться гораздо больше времени, но это она говорила только мне, потому что мы были очень сдержанны, чтобы распространяться о наших мыслях. Аббат обычно приходил до полудня, когда месье спускался в свой клуб или развлекался в бильярдной, поскольку месье очень мало беспокоился о религиозных упражнениях мадам.

Примерно через два месяца после того, как аббат начал наносить свои визиты, Лизетт однажды утром вбежала в мою комнату, очень взволнованная и взбудораженная, и сказала, что в большом салоне произошла грандиозная ссора между месье и мадам, что месье ходил взад и вперед, скрестив руки на груди, и топал ногами, и выглядел чернее ночи, в то время как мадам полулежала на диване в слезах, закрыв лицо руками. Лизетт видела их через замочную скважину и, очевидно, произошло что-то очень необычное и экстраординарное, хотя мы так и не узнали, что это было. Мы, однако, каким-то образом связали это с аббатом, поскольку заметили, что с того дня он больше не приходил.

В течение недели после этого мадам была очень печальной и грустной, в то время как месье оставался мрачным и суровым. Затем мадам внезапно просветлела и начала подходить и уговаривать месье так усердно и таким милым, обаятельным образом, что месье рассеял свое мрачное настроение, и вскоре весь дом узнал, что полным ходом идут приготовления к грандиозному балу-маскараду, который должен был затмить все, что происходило и такого не видели в Париже со времен золотых дней Луи XIV, ибо господин маркиз был очень богат и совсем не боялся тратить свои деньги.

Это было в марте, и бал должен был состояться как раз перед началом Великого поста, чтобы, как сказала Лизетт, у знатных людей остались приятные воспоминания, которые помогли бы им пережить те скучные недели, когда они были лишены самих настоящих удовольствий. Наш дом был одним из лучших в предместье Сен-Жермен и стоял особняком на своей территории. Великолепные салоны были первоклассными, они состояли из пяти апартаментов, занимающих все крыло, будуар мадам находился в конце двух салонов, которые тянулись вдоль бокового крыла и выходили в оранжереи. Все было перевернуто вверх дном. В трех залах для танцев натерли воском полы из полированного дуба, в то время как два соседних с зимними садами, обставленных роскошнейшими коврами и украшенных множеством настенных росписей, были отведены для бесед и отдыха. Я помню все подробности так хорошо, как если бы это было вчера. Цветники и рощи деревьев были перенесены из садов. Водопроводные трубы были хитро проложены вдоль стен и в углах, чтобы распределять ароматизированные брызги и способствовать охлаждению воздуха. Это был день бала, и мне довелось исполнять несколько маленьких обязанностей в музыкальном салоне, рядом с будуаром мадам, когда, к счастью или к несчастью, я стал свидетелем разговора, который происходил там и который сразу поразил меня своей необычностью. Диалог вели мадам с одной стороны и посетитель мужского пола с другой. Заговорила мадам:

– Значит, месье уверен, что нет риска разоблачения?

– Абсолютно никакого, мадам, – ответил посетитель. – Чтобы доказать вам, с какой осторожностью и осмотрительностью я выполнил ваше поручение, я скажу вам, что я собственными руками приготовил волокна, что затем я отправил шелк на ткацкий станок в Лионе, откуда изделие было отправлено костюмеру в этом городе и сшито его работниками. Я тщательно скрыл все следы этих действий, так что в случае любого непредвиденного происшествия шансы собрать звенья улик в связную цепочку сведены к математическому минимуму.

– Не будет ли мсье доктор любезен еще раз объяснить природу и действие этого платья, чтобы я могла быть уверена, что не совершу ничего непреднамеренного? -продолжила мадам.

– С удовольствием, – ответил посетитель. – Вещества, которыми пропитаны волокна шелка, хорошо известны химикам, хотя и не в том сочетании, в котором я их использовал. Воздействие тепла и влаги кожи на эти вещества таково, что их свойства проявляются постепенно. Их действие, поначалу незаметное, проявляется прежде всего в восхитительном запахе, который, в свою очередь, приводит к афазии и параличу нервов и мышц. В этом состоянии субъект может оставаться совершенно беспомощным, но полностью владеющим своими чувствами, в течение примерно получаса. Затем платье должно быть снято – обязательно запомните это, – иначе начнутся судороги, наступит настоящий паралич и, наконец, смерть.

– Но, конечно, месье не думает, что я могу допустить подобную случайность?

– Конечно, нет. Ваша цель, как вы мне доверили, состоит в том, чтобы держать вашего друга в состоянии беспомощного сознания или сознательной беспомощности, пока вы выполняете поставленную вами цель. Насколько я понимаю, это особенность маскарада. Тем не менее, если непредвиденные обстоятельства, о которых я говорил, произойдут, мадам маркиза может быть уверена, что причина этого навсегда останется тайной даже для самого опытного физиолога.

– Продолжайте, господин доктор.

– Я так точно определил количество и силу веществ, которыми пропитан шелк, что смерть наступит только в результате их полного впитывания порами. Их действие непосредственно на те мириады нервов, концы которых лежат в основе всей поверхности кожи, с противодействующим действием на мышечную систему, от их присутствия в тканях или каких-либо выделениях не останется и следа. Самый искусный и подозрительный химик был бы сбит с толку, обнаружив малейшее количество веществ, будь то в шелке или в человеке, и его вердикт был бы: "смерть от паралича".

– Боже упаси, чтобы это когда-нибудь подверглось испытанию, – благочестиво воскликнула маркиза. – Задолго до этого моя цель будет достигнута, и слуге будет отдан приказ раздеть моего друга и уничтожить платье.

– Да, в таком случае платье лучше уничтожить. Позвольте мне поблагодарить мадам за десять тысяч франков, которые я имел удовольствие получить от ее банкиров. Пусть успех и удовольствие ждут ее в ее маленьком эксперименте с другом. Всего хорошего.

Я застыл от удивления, услышав эти слова, невероятность которых настолько глубоко запечатлелась в моей памяти, что я отчетливо помню их даже спустя столько времени. Я смог понять, что они угрожали злом кому-то, кто был объектом отвращения маркизы. Но какое зло? И кому? Я спрятался за большой фарфоровой вазой в оранжерее и