По неписаной традиции, заведенной еще Лениным, Политбюро заседало по четвергам с 11 часов. К этому времени собирались все приглашенные. Но очень редко заседание начиналось в назначенное время — обычно с опозданием на пятнадцать, двадцать, а то и сорок минут. Это в «Ореховой комнате» члены Политбюро согласовывали единую линию, чтобы, не дай Бог, показать даже архипреданной верхушке, что между ними существуют разногласия. Поэтому, если выработать общую точку зрения не удавалось, следовало соломоново решение — отложить вопрос.

Их мудрое решение кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК ждали в зале заседаний. А остальные приглашенные толпились в «предбаннике», где стоял большой круглый стол, на котором всегда были стаканы с крепким чаем в традиционных кремлевских подстаканниках с гербом, сушки и бутерброды.

Этот «предбанник» по сути дела был единственным тогда «клубом деловых людей», где раз в неделю могли встречаться советские руководители высшего и среднего звена — генералы, учёные, руководители предприятий. Там без всяких бюрократических рогаток они напрямую обсуждали и решали интересующие их дела, рассмотрение которых в противном случае потребовало бы многих месяцев хождений по инстанциям. Трудно себе представить, как вообще работала бы государственная машина Советского Союза без этих еженедельных посиделок в «предбаннике».

В то утро, пока «старейшины» заседали в «Ореховой комнате», я стоял с начальником Генерального штаба маршалом Н.В. Огарковым у круглого стола с чаем и пытался вывести его на откровенный разговор, в каких мерах доверия и безопасности может быть заинтересован Генштаб на предстоящих переговорах в Стокгольме.

— Традиционные меры доверия, которые обсуждаются в рамках совещания по безопасности в Европе, — говорил я, — это уведомления о крупных военных учениях и посылка наблюдателей. Но сейчас эти меры явно недостаточны. Нужны более радикальные шаги.

Но маршала, видимо, больше беспокоила перспектива появления американских ракет в Европе.

— Послушай, Олег, о каких мерах доверия ты говоришь, — прервал он меня. — И с кем — с американцами? С НАТО? Но это же чушь! Рейган твердо взял курс на слом военного паритета, который мы установили в Женеве[1]. Он добивается создания потенциала для осуществления гарантированного первого удара ракетно— ядерным оружием. Именно для этого американцы размещают свои Першинги в Европе. О каком доверии с этими людьми можно говорить!

В этот момент меня вызвали в зал заседаний Политбюро. Кадровые вопросы обычно шли первыми.

Генсека Андропова не было. Говорили, что он лежит с обострением почечной болезни в Кунцевской больнице. Заседание поэтому вел К.У. Черненко. Каким— то шелестящим без эмоций голосом он произнес:

— Есть предложение утвердить Олега Алексеевича Гриневского послом по особым поручениям, руководителем делегации СССР на Стокгольмской конференции по разоружению в Европе. Есть вопросы? Как будем поступать, товарищи?

Вопросов не было. Возражений тоже. Через минуту я был уже снова в «предбаннике». Там теперь началось движение — люди быстро входили и выходили из зала заседаний. А я через Арбат пошёл пешком к себе в МИД на Смоленскую площадь, обдумывая по пути, куда и как вести это новое дело.

Ситуация была очень не простой. Две напасти терзали головы советского руководства той неспокойной осенью 1983 года:

— Появление американских Першингов в Европе.

— Угроза Рейгана создать противоракетный щит над Америкой.

А за ними скрывалось главное: какую цель ставит Рейган и его администрация? Попугать нас и навязать изнурительную гонку вооружений? Или они взяли курс на войну и готовят первый внезапный удар?

Главной заковыкой, которая могла смешать все карты в сложном раскладе проблем европейской безопасности, была ситуация с размещением ракет средней дальности, — как американских, так и советских. И тут у Советского Союза рыльце тоже было в пушку.

Хрущев только бахвалился, а в эпоху Брежнева советский ВПК расправил плечи и приступил к масштабному наращиванию вооружений.

Время для этого было самое подходящее — середина 60-х годов. Америка после ракетного рывка Кеннеди как бы остановилась в нерешительности, переживая шок вьетнамского поражения. Призывы к созданию американской военной мощи были тогда крайне не популярны в стране. Поэтому советская политика тех лет: «борьба за мир + наращивание вооружений + поддержка национально— освободительного движения = разрядке напряженности» позволила Советскому Союзу уже в середине 70-х выйти на глобальный паритет с США по ракетно— ядерным вооружениям. Под покровом соглашения об ограничении стратегических вооружений ОСВ — 1, заключённому в 1972 году, СССР смог увеличить число своих межконтинентальных баллистических ракет в 7 раз, а боеголовок на них — в 20 раз.

Однако воистину — аппетит приходит во время еды. Еще с давних хрущевских времен на европейской части Советского Союза были развернуты ракеты средней дальности СС— 4 и СС— 5. Они были предшественниками межконтинентальных баллистических ракет, и их развертывание имело определенный резон. США в конце 40-х начали размещать в Европе свои бомбардировщики с атомными бомбами, а затем и средние ракеты в Англии, Турции и Италии. Поэтому с советской стороны это были первые, скорее даже неосознанные, шаги по созданию системы взаимного ракетно— ядерного сдерживания.

Но шли годы. Главным инструментом сдерживания стали межконтинентальные ракеты, тяжелые бомбардировщики и ракеты на подводных лодках. Американские «Юпитеры» были выведены из Европы частично по соглашению об урегулировании Карибского кризиса, а частично потому, что поменялась стратегия. Да и сами ракеты уже устарели.

Однако советские СС— 4 и СС— 5 непоколебимо стояли на своих местах.[2] Это были жидкостные ракеты первого поколения, заправлявшиеся кислородом, небезопасные в обращении и безнадежно устаревшие не только по своей конструкции, но и как средство сдерживания. Их заправка и приведение в боевую готовность были столь длительными, что за это время могла начаться и кончиться третья мировая война. Поэтому у них могла быть одна роль — тешить самолюбие советского руководства и быть своего рода политическим пугалом.

Только в середине 70-х годов на смену им был создан знаменитый «подвижной грунтовой комплекс Пионер» или РСД— 10, известный на Западе как СС — 20. Это была действительно современная трёхголовая ракета дальностью полёта 600 — 5000 километров с прекрасными боевыми и техническими характеристиками. Так что с этой стороны все обстояло нормально.