И поэтому атомный ледокол "Арктика" с учёными на борту ломал тяжёлый лёд, пробиваясь в приполюсный район для проведения комплексных исследований морского дна.

* * *

В центральном посту управления не видно, что происходит наверху, — машинное отделение атомохода отсечено от холодного ветра и слепящей белизны льдов несколькими палубами и сталью бортов, бронированной кожей обтянувшей мощные рёбра шпангоутов. В центральном посту тихо — звукоизоляция надёжно глушит все шумы работающих машин и механизмов, и периодическое пощёлкивание контакторов главного распределительного щита и реле пульта управления слышно отчётливо. Иногда на эти тихие щелчки накладывается скрежет сокрушаемого льда, ползущего вдоль бортов, — этот звук сопровождается ощутимым содроганием корпуса и напоминает о том, что ледокол движется, а не стоит у причальной стенки. Вахта контролирует работу главной силовой установки и вспомогательных приводов опосредованно, по показаниям многочисленных приборов, — работа эта монотонная, от неё тянет в сон, тем более что в ЦПУ тепло, и мерное жужжание вентиляции убаюкивает. Время идёт медленно, и крутится в сознании коварная мыслишка "А чего зря напрягаться? Случись выход какого-то параметра за допустимые пределы, аварийный ревун не то что дремлющего, мёртвого из гроба поднимет". И всё-таки…

— Серёга! — вахтенный механик повернул голову. — Сходи в гребные двигатели, глянь, что там да как.

— А чего туда ходить? — отозвался электрик, нехотя выходя из состояния блаженного ничегонеделания. — У тебя, Иваныч, на пульте вся сигнализация. Если что…

— Разговорчики! — оборвал его механик. — Хорош задницу плющить, топай давай!

Вздохнув, Сергей выбрался из объятий кресла, в котором так удобно дремать в тепле и уюте центрального поста управления, и пошёл выполнять распоряжение. В конце концов, пройтись туда-сюда невелик труд, да и вахта быстрее кончится. Дело знакомое…

В помещении гребных электродвигателей было относительно тихо — мерно вращались валы трёх винтов, толкавших ледокол, да гудели вентиляторы охлаждения. Осмотрев правый двигатель, Сергей не обнаружил ничего криминального и неспешно направился к среднему двигателю. Привычным движением он приложил ладонь к корпусу кормового подшипника и тут же её отдёрнул — подшипник был горячим! Рука не терпела прикосновения к нагретому крашеному металлу, а это означало, что температура подшипника куда выше допустимой.

Торопливо присев на корточки, электрик посмотрел на мерное стекло и похолодел: в стекле не было видно уровня масла — гребной вал вращался в подшипнике всухую, и его вот-вот могло задрать и заклинить. "Как же это так? — растеряно подумал Сергей. — И почему не сработала сигнализация по температуре?". И тут его взгляд упал на термодатчик — датчик был вывернут из гнезда и висел на кабеле, а спускной клапан масла находился в положении "Открыто".

Споткнувшись и чуть не растянувшись на металлическом настиле, Сергей опрометью бросился к телефону, сорвал трубку, набрал номер ЦПУ и заорал истошно:

— Иваныч! Тормози средний мотор — масло ушло из кормового подшипника!!!

— Как вы это можете объяснить, Николай Михайлович? — сдвинув кустистые брови, капитан сумрачно посмотрел на сидевшего перед ним главного механика.

— Это не случайность и не раздолбайство, Анатолий Петрович, — заметно было, что главмех хотел добавить ещё пару крепких слов, но передумал. — Термодатчик был вывернут со своего штатного места умышленно, и показывал нормальную температуру. И масляный клапан сам по себе открутиться не мог — это дело рук человеческих. Диверсия это, Анатолий Петрович, я так понимаю. Слава богу, что вовремя заметили — ещё бы минут пять, и…

Он не договорил, но капитан знал, что стояло за этим "и": потеря трети мощности на винтах и потеря времени, причём серьёзная — ледовая обстановка была нерадостной. Идти дальше на двух двигателях означало опоздать, и надолго, а ремонт подшипника с заменой вкладыша — дело далеко не минутное. А если бы задрало гребной вал, то не помогла бы и замена вкладыша: электродвигатель можно считать вышедшим из строя — это уже заводской ремонт. А конечный итог всей этой свистопляски — срыв выполнения ответственейшего задания, от которого, без преувеличения, зависела судьба России: срок выполнения миссии ледокола был жёстко ограничен, и капитан "Арктики" знал, почему.

— Значит, диверсия… — задумчиво произнёс капитан. — Дожили, называется: Джеймс Бонды хреновы на борту завелись! Хорошо ещё, в реакторный отсек взрывное устройство не подкинули, было бы совсем весело. Приказываю: у всех ответственных механизмов отныне и до окончания рейса нести круглосуточную вахту.

— Будет сделано. Только никакой это не шпион импортного образца масло выпустил и датчик вывернул — это кто-то из наших постарался. Гнили в душах развелось — за бабло, как сейчас говорят, маму родную продадут. Потому и реактор диверсант этот доморощенный тревожить не стал — ему охота не взорваться, а домой вернуться, да тридцать сребреников своих потратить со вкусом, на баб да на сладкую водочку. Раньше мы деньги тоже уважали — а как же, — да только с ума по ним не сходили. А теперь… — и главный механик "Арктики" обречённо махнул рукой.[1]

— Как это не будете платить? — коротко стриженый коренастый мужчина недобро прищурился. — Я сделал всё, что нужно, — вы ведь наверняка уже в курсе, что у нас на борту был большой шухер по поводу подшипника среднего ГЭДа. И я…

— Не всё, — жёстко перебил его человек, сидевший за стандартным офисным столом в стандартном помещении стандартно-безликой фирмы, которые в числе бессчётном проросли по всей России начала двадцать первого века. — Авария не состоялась, и рейсовое задание ваш атомоход выполнил полностью. Дело надо было довести до конца — за невыполненную работу мы не платим.

— А что я мог сделать? После случая с подшипником со всех важных узлов вахта глаз не спускала! Я и так шкурой рисковал, а она у меня одна-разъединственная!

— Надо было довести дело до конца, — повторил человек за столом, — сразу. Вы что, не могли как-нибудь задержать этого вахтенного электрика хотя бы на пять минут?

— Как задержать?

— Руками, — холодно произнёс хозяин офиса. — Или любым подручным предметом. Вы что же думаете, мы платим деньги за просто так, из чистого уважения к вашим широким потребностям?

— Убить его я должен был, что ли?

— Вы должны были сделать то, на что вы согласились — задержать "Арктику". Всё остальное — детали. Вы этого не сделали и, соответственно, денег не заработали. No money — no honey. Какие могут быть к нам претензии?

— Кидаете, да? — хрипло выдохнул коренастый. — Что, вы здесь самые крутые, да? Да у меня пол-Мурманска братков знакомых, и я вам такую предъяву организую, что…