Она казалась… очень решительной — судя по быстрым шагам и гордо поднятому подбородку под черной сетчатой вуалью.

«Ты так много понял по одному беглому взгляду на ее профиль и несколько более долгому — на ее спину?»

Эйдан откинулся на спинку обитого плюшем сиденья кареты, гадая, может ли незнакомка оказаться достаточно красивой, чтобы удержать высокий стандарт, заданный грациозной фигурой. Вряд ли…

Тут он краем глаза заметил какое-то быстрое движение и, снова подавшись вперед, посмотрел из окна кареты на оживленную улицу. Похоже, он оказался не единственным, кого привлекла эта изящная женщина. Сейчас за ней следом шел мужчина в темной простой одежде, глубоко надвинувший шапку на глаза и слишком часто оглядывавшийся через плечо.

Снова переведя взгляд на вдовушку, Эйдан успел увидеть нежную сливочно-белую щеку: вуаль чуть приподнялась, когда незнакомка бросила встревоженный взгляд назад. Ее еще более ускорившийся шаг показал, что она заметила: идущего следом: мужчину и что он чем-то ее пугает. Она быстро повернула за ближайший угол — в узкий переулок между лавками. Мужчина последовал за ней.

Проклятие!

У него не было времени, чтобы приказать кучеру повернуть — или хотя бы остановить карету. Эйдан рывком распахнул дверцу, секунду задержался на ступеньке — и спрыгнул прямо на улицу. Ему удалось устоять на ногах на скользком булыжнике, но пришлось несколько раз увертываться от повозок и карет, ехавших в противоположную сторону.

Эйдан со всех ног ринулся к переулку. Не разумнее ли будет кликнуть стражу? Он сомневался в том, что от подагрических стариканов, которые обходили улицы, будет хоть какая-то польза, даже если они успеют притащиться на место вовремя. Нет: лучше ему будет самому оценить ситуацию.

Завернув за угол, он обнаружил, что ситуация являет собой типичную картину и может служить предостережением относительно того, что может случиться с дамой, вышедшей на улицы Лондона без сопровождающего.

Вот только что-то в этой картине было не так. На ней присутствовал грабитель с ножом в руке… черт подери, вы только посмотрите на этого негодяя, тянущий вторую руку за тем, что ему по праву не принадлежит. И тут была леди, испуганная и дрожащая, которая пятилась в темноту, умоляюще подняв руки.

Но вот тут он ошибся! Она решительно, угрожающе подняла руку, в которой оказался… кирпич!

Эйдан был не единственным, кого это ошеломило. Грабитель прервал свои явно привычные действия и теперь, похоже, замер в нерешительности, чуть опустив руку, сжимавшую нож.

Эйдан стряхнул с себя оцепенение, вызванное изумлением, и стремительно двинулся вперед.

— Эй, ты! — крикнул он.

Кирпич взвился в воздух именно в этот момент — когда грабитель быстро обернулся на резкий окрик Эйдана.

Тот был не в состоянии остановить свое стремительное движение вперед. Подошвы его ботинок заскользили по булыжникам, покрытым многолетними слоями неизвестно какой гадости, а его расширившиеся от ужаса глаза были прикованы к пугающему кривому лезвию, которое метило прямо ему в сердце.

Кирпич даже не задел грабителя, а попал Эйдану прямо в плечо…

…в самый последний момент заставив его развернуться и пошатнуться! Его кулак, инстинктивно стиснутый, в результате резкого разворота врезался в челюсть ошарашенного грабителя. Эйдан отлетел от кирпичной стены соседнего дома и с трудом удержался на ногах.

«Дергаюсь как припадочный. До чего нелепо я сейчас выгляжу!»

Наконец, сдержав свое вращение, он поморгал, избавляясь от головокружения, и с величайшим изумлением увидел, что грабитель лежит лицом в грязи, а его нож уже находится в руках стройной вдовушки, которая торжествующе стоит над телом упавшего преступника, отбросив назад вуаль и гневно сверкая глазами.

«О Боже!»

Она была изумительна. Черты ее лица были тонкими, но впечатляющими: королева, выточенная из мрамора, с огромными темно-карими глазами и пухлыми губами, которые ярко алели на фоне нежной кожи. Темные локоны ее волос струились по идеально правильной линии щеки и в сумраке переулка казались почти черными. Она была прелестна!

В этот момент Эйдан ощутил мощное влечение, подобного которому никогда прежде не испытывал. Все мысли испарились из его головы, оставив только одну, набатом врывавшуюся в самые глубины его сознания: «Надо овладеть этой женщиной. Она должна стать только моей! Навсегда».

Что было, конечно же, полной нелепицей — настоящим бредом, решительным безумием… И после множества подобных заверений ему почти удалось убедить себя в том, что это мощное, болезненное, властное желание — просто результат столкновения с настоящей опасностью, угрожавшей его жизни.

А потом дама подняла свои яростно сверкающие глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Это, — вскрикнула она, — было чертовски ловко проделано!

Все было напрасно. Он окончательно пропал.

Словно рыба, проглотившая крючок, Эйдан двинулся к ней. Он никогда не относился к тем мужчинам, которые завоевывают женщин, моментально кружа им голову. Скорее, он мог невольно их пугать, что он считал более предпочтительным, нежели надоедать им до зевоты. И тем не менее сейчас Эйдан, прикладываясь к ручке незнакомки, ощутил абсурдный прилив желания геройски оберегать ее.

Ее озорная улыбка, чудесный грудной смех, тонкие пальчики, утонувшие в его руке, — все это пьянило его. Ему понравилось то, как она на него смотрела: словно он был могучим рыцарем, с меча которого капает кровь дракона. Чудесное чувство. Его громкому титулу могли завидовать, его богатство могло вызывать чуть ли не преклонение, но еще никто и никогда не смотрел на него — на него самого! — с такой смесью веселья и восхищения.

— Святой Георгий Победоносец, надо полагать?

Она действительно над ним подшучивала, но впервые в жизни Эйдан согласен был оставаться объектом смеха: ведь благодаря этому он мог еще какое-то время слышать ее чудесный голос!

Он картинно поклонился, словно отводя в сторону тот самый окровавленный меч.

— Жертвенная девственница, не так ли?

Господи! Неужели он действительно сказал нечто столь сомнительное добропорядочной женщине, которой он даже не представлен должным образом?

К счастью, его острота была встречена новым взрывом смеха, который заставил его грудь судорожно расшириться, а мужскую плоть — напрячься. Возможно, вдовы действительно оскорбляются не так легко, как жены или девицы.

Она нагнулась, чтобы отряхнуть юбку, — и у него пересохло во рту от грациозности ее стройной фигурки и нежной ранимости завитков на затылке. Она казалась такой хрупкой — столь нуждающейся в спасении и защите. Однако когда она снова выпрямилась, ее глаза ярко блестели, а голова была поднята высоко и гордо.

— Я очень ценю вашу помощь, почтенный.

Быстро одернув рукава жакета и ловко заправив выбившиеся из прически локоны под шляпку, она устранила все следы своего опасного приключения, словно его вовсе и не было. Словно Эйдан никогда не появлялся рядом.