Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако применение в качестве критерия периодизации первобытной истории уровня развития производительных сил встретилось с теоретическими трудностями. Так, даже создатели месоамериканских цивилизаций не знали производственного применения металлов, между тем как древние германцы или некоторые племена Тропической Африки, находившиеся на стадии разложения родового строя, освоили плавку железа. Необходимо было учитывать уровень не столько абсолютных, сколько относительных производительных сил, что в конечном счете повело бы к отказу от монистического принципа периодизации первобытной истории. Это побуждало к переосмыслению самого критерия, и в 1950-х годах было обращено внимание на то, что единственно правильным критерием периодизации первобытной истории может быть только тот, на котором основано формационное членение всего исторического процесса: различия в способе производства и, в частности, в формах производственных отношений (А.И. Першиц). Одновременно была предпринята попытка проследить развитие форм первобытной собственности на средства производства, что привело к выделению помимо этапа первобытного человеческого стада этапов первобытной родовой общины и первобытной соседской общины. В дальнейшей разработке общей периодизации первобытной истории наметились две тенденции. Советские ученые (Ю.И. Семенов, Н.А. Бутинов и др.) стремились учесть развитие всей системы или отдельных сторон производственных отношений, ученые ГДР (И. Зельнов и др.) — способа производства в целом. Однако никому не удавалось последовательно, выдержать принятый принцип, и предложенные схемы оставались уязвимыми для критики.
Только в середине 1970-х годов углубленное изучение первобытной экономики позволило выявить важные различия в отношениях распределения и собственности на основных стадиях развития первобытной общины (Ю.И. Семенов). В раннепервобытной общине, ведшей присваивающее хозяйство и получавшей главным образом лишь жизнеобеспечивающий продукт, господствовали уравнительное распределение и общая собственность; каждый член общины имел право на долю произведенного продукта независимо от того, участвовал ли он в его производстве. В позднепервобытной общине, перешедшей к производящему или высокоспециализированному присваивающему хозяйству и получавшей относительно регулярный избыточный продукт, наряду с уравнительным получило развитие трудовое распределение, при котором часть продукта поступала в распоряжение отдельных членов общины, наряду с общей развилась личная собственность. Теоретический анализ позволил также определить предшествовавшую первобытной общине форму как праобщину, а сменившую первобытную общину форму — как первобытную соседскую, или протокрестьянскую, общину. Пока исследовано распределение только пищевых продуктов — не единственной и, может быть, не главной категории первобытной собственности, — но и то, что уже сделано, показало действенность производственного критерия общей периодизации первобытной истории и правомерность отождествления основных этапов этой истории с основными типами развития первобытной общины. Этот типологический ряд: праобщина (первобытное человеческое стадо), раннепервобытная и позднепервобытная (раннеродовая и позднеродовая), протокрестьянская (первобытная соседская) общины — и соответствует основным этапам первобытной истории. Однако таксономия, а, следовательно, и количество этапов остаются спорными. Их четыре, если рассматривать два средних как однопорядковые с первым и последним, и такая классификация позволяет полнее учесть важный рубеж, разделяющий эпохи присваивающего и производящего хозяйства. Их три, если рассматривать два средних как субэтапы одного этапа первобытной, или родовой, общины, и такая классификация хорошо отражает то обстоятельство, что социально-экономические последствия перехода от присваивающего к производящему хозяйству сказались не сразу и на первых порах позднеродовые общины мало отличались от раннеродовых.
Еще более спорной проблемой периодизации первобытной истории остается соотношение первобытной истории и истории первобытнообщинной формации. В то время как большинство советских ученых отождествляют эти понятия, некоторые подходят к вопросу иначе. Существует мнение, что эпоху праобщины, или первобытного человеческого стада, когда наряду с социальным еще продолжалось биологическое развитие самого человека, следует рассматривать как особый этап истории человечества, предшествовавший этапу вполне сформировавшегося, «готового», по определению Ф. Энгельса, общества. Тем самым эпоха праобщины выносится за рамки социально-экономических формаций вообще и первобытнообщинной формации в частности (В.П. Якимов, Ю.И. Семенов). Социобиологическая специфика этой эпохи и ее огромная временная протяженность делают такую постановку вопроса теоретически правомерной, но все же едва ли правильной. Во-первых, праобщина была хотя и формирующимся, но уже человеческим обществом, а не дочеловеческим сообществом, и поэтому его история не может быть отделена от истории первобытнообщинной социально-экономической формации. Во-вторых, приняв эту точку зрения, мы должны были бы допустить, что первобытнообщинная формация в отличие от всех других началась непосредственно со стадии своего расцвета, а это трудно обосновать теоретически.
Существует также мнение, что эпоху первобытной соседской, или протокрестьянской, общины следует рассматривать не как заключительный этап первобытнообщинной формации, а как особый внеформационный переходный период, связывающий ее с первой классовой формацией, но не принадлежащий ни к одной из них (С.П. Толстов, А.И. Неусыхин, Ю.И. Семенов). Эта точка зрения также вряд ли оправданна. Весь ход исторического процесса показывает, что элементы новой социально-экономической формации зарождаются в распаде предшествующей, а не в особые внеформационные периоды. Исключением является переходный период от капитализма к коммунизму, когда для превращения антагонистического классового общества в свою противоположность необходима целенаправленная деятельность государства диктатуры пролетариата[5]. Но эпоха превращения первобытного общества в классовое не могла быть таким исключением хотя бы уже потому, что это превращение не могло быть результатом целенаправленной деятельности государства, которое само возникло с расколом общества на классы. Поэтому правильнее считать, что превращение первобытного общества в классовое происходило в рамках не внеформационного, а такого переходного периода, в котором могут быть выделены самостоятельные этапы истории первобытнообщинной и сменившей ее формации. На заключительном этапе первобытной истории, в эпоху первобытной соседской (протокрестьянской) общины, идет процесс становления частной собственности, классов и государства. На начальном этапе классовой истории, в эпоху раннеклассовых обществ, уже возникшее государство становится мощным фактором изживания остатков первобытнообщинного строя и укрепления нового способа производства. Таким образом, конечный этап первобытной истории, хотя и составляет лишь отрезок переходного периода, совпадает с конечным этапом истории первобытнообщинной формации.
В западной науке долгое время господствовало нигилистическое отношение к теоретическому осмыслению первобытности и как следствие этого — отрицание самой возможности построения ее общей периодизации. Сейчас передовые ученые Запада, в особенности США,