— Подожди-ка, — говорит громила, усиленно моргая. У него мрачный вид человека, которому очень жарко, хотя в баре холодно, как в морозилке. И продолжает: — Что-то здесь не так.

Очкарик отводит взгляд от телевизора, осознавая свою ошибку. Пойди он домой сразу, смог бы посмотреть самые интересные моменты игры в записи, оставаясь при этом обладателем десяти долларов и приятной внешности. Теперь судьба и того, и другого неясна.

— Шутить со мной вздумал? — говорит громила, вставая со стула. Он буквально в полуметре от очкарика.

Паренек понимает, что из-за жалких десяти баксов его сейчас побьют. И это в лучшем случае. Поэтому он изображает удивление:

— Простите?

Это правильный ход. Три золотых правила афериста — все отрицать, еще раз все отрицать и снова все отрицать.

Громила уже подошел вплотную к пареньку. Тот, наверное, чувствует запах креветок в чесночном соусе, которыми ужинал громила.

— Я заплатил полтинник, а получил всего сорок баксов. Думаешь, ты тут самый умный?

Паренек бледнеет от страха. История для друзей получается не такой уж забавной. Да и шансы на рассказ за бокалом шардоне в баре тают на глазах — все ближе перспектива оказаться на больничной койке под капельницей.

— Погоди, послушай…

Слишком поздно. Громила наносит ему хук справа прямо в челюсть. Паренек невольно раскидывает руки и ударяется о барную стойку. Он выгибает спину, повиснув на стойке, как забытая официантом тряпка. Громила хватает бедного паренька одной рукой за горло и сильно его сжимает. Очки бедолаги едва держатся на одной дужке, а глаза вылезают из орбит.

— Ах ты, поганец, — хрипит громила. — Поиграться со мной вздумал? Не на того напал, дружок.

С этими словами он достает из трещащего на нем по швам пиджака пистолет и приставляет его к челюсти очкарика. Естественно, паренек не ожидал такого поворота событий, когда читал о «Торгах» в Интернете или когда тренировался перед зеркалом.

Клиенты с оружием всегда вызывают неподдельный интерес бармена. Он стоял у другого конца барной стойки и готовил коктейль, когда все это началось. Бармен — довольно молодой парень, ему чуть больше двадцати. Он, конечно, окликает громилу, но не слишком громко:

— Эй, вы что это там вытворяете?

Но говорит он это без особой решимости в голосе. Ясное дело, бар ему не принадлежит, парень просто подрабатывает здесь на полставки после занятий в университете Санта-Клары или в Стэнфорде. Бармену не хочется, чтобы во время его смены произошли беспорядки, но, с другой стороны, еще меньше ему хочется получить пулю в лоб. Будь у него выбор, пуле он бы предпочел беспорядки. Поэтому бармен поднимает руки, как будто угрожают ему, и предлагает:

— Давайте все успокоимся.

Чудесная мысль. Давайте все дружно успокоимся. А то ишь, разбуянился паренек в очках — лежит на барной стойке, задыхаясь и выпучив глаза. Если бы он успокоился и хрипел потише, все было бы просто замечательно.

Сейчас самое время мне вмешаться. Паренек совсем близко, и мне необязательно повышать голос.

— Хватит, — говорю я.

Вот в этом весь я: слишком долго выжидаю, а потом уже моих усилий недостаточно, помощь подоспевает слишком поздно. Селия — моя бывшая жена — сказала бы вам то же самое.

Громила оборачивается в мою сторону, не отпуская паренька и продолжая держать его на мушке. «Да что ты говоришь?» — читается у него на лице. Он поверить не может, что какой-то сорокадевятилетний седеющий мужик с пивным брюшком и усталыми глазами заговаривает с ним в саннивэйлском баре в тот самый момент, когда он собирается кое-кого пристрелить. Бросив на меня короткий взгляд, громила поворачивается обратно к пареньку.

— Я тебя проучу, — обещает он, взводя курок большим пальцем. Раздается щелчок.

Паренек цепляется слабыми пальцами за ручищу, обхватившую его горло. Но безуспешно. Кажется, он пытается что-то сказать, но ему нечем дышать, бедняга не может издать ни единого звука. Полагаю, в общем и целом смысл тех слов, которые он хочет произнести, сводится к «Простите, мне очень жаль».

Я встаю, чтобы громила наконец обратил на меня внимание.

— Да ладно тебе, он всего лишь мальчишка, — тихо и без злобы объясняю я ему. — Сглупил, бывает.

— Не лезь не в свое дело, — огрызается громила. Потом переводит взгляд на паренька и добавляет: — Он пытался меня обдурить.

— Ты и так его уже проучил. Слушай, он взял у тебя десять долларов. Я заплачу тебе двадцать, чтобы все уладить.

Я лезу в карман и достаю бумажник. Заглядываю в него с надеждой обнаружить двадцать баксов, но, к сожалению, там только десятка и шесть пожухших бумажек по доллару. Приехали.

— Вот, возьми все, — предлагаю я. — Здесь шестнадцать долларов. Но ты все равно в плюсе. А паренек и так понял, что с тобой лучше не связываться. Ты его хорошо проучил.

Громила поворачивается ко мне, отводя пистолет от лица паренька. Непонятно, собирается ли он взять деньги и уйти или сейчас просто пристрелит меня.

— А ты кто такой? — спрашивает он. — Ангел, блин, хранитель?

— Нет, просто человек, который лезет не в свое дело, а еще не умеет держать язык за зубами, — признаюсь я.

Я достаю деньги из бумажника и протягиваю ему. Он отпускает паренька, и тот сползает на пол. Громила забирает деньги, пересчитывает их и засовывает в карман брюк. Затем прячет пистолет в карман пальто и поворачивается к очкарику. Тот потирает шею, на которой у него осталось пять красноватых следов от измазанных в чесночном соусе пальцев.

— Ты был прав, тебе на самом деле сегодня повезло, — вспоминает громила фразу, которую парнишка сказал в самом начале их знакомства.

Он-то точно профи, поскольку знает правило, которым пренебрег очкарик: поживившись, сразу уходи. Он не собирается оставаться в баре в ожидании полиции, которая уже явно в пути. На самом деле мне это тоже ни к чему.

Громила улыбается пареньку, но по выражению его лица видно: ничего смешного в этом нет. Он кивает мне на прощание и выходит из бара. Паренек провожает его взглядом до выхода, после чего секунд десять не отрывает глаз от двери, желая убедиться, что громила не передумал и уже не вернется. Когда становится очевидно, что этого точно не произойдет, он переводит взгляд на меня и шепчет:

— Спасибо.

Я присаживаюсь на корточки. В глазах у парнишки слезы — то ли отдышаться не может, то ли перепуган до смерти. Сегодня он вряд ли пойдет гулять со своими друзьями. Меня подмывает дать ему пару советов, как нужно проворачивать аферы. Научить его исчезать до того, как жертва все поймет. Но потом я понимаю: его карьера афериста окончена, уже завтра он будет писать отчеты по эффективности работы персонала или обедать с венчурными инвесторами — словом, будет заниматься своим делом. А аферы — не его конек.