Второе сообщение ушло одновременно, только ведомство было другим.

Объект прибыл, первая процедура прошла успешно. Доктор убыл в офис, будет находиться там до назначенного срока.

Ночью на военном аэродроме Тарту совершил техническую посадку правительственный самолет Москва — Осло. На спецобъекте тот, кто был теперь Исой Бараевым, без свидетелей встретился с человеком из Москвы.

Когда самолет отбыл, «Иса» оказался в полной растерянности. Уровень контакта катастрофически высок.

Через два часа он вылетел в Грозный, там покинул самолет и на связь не вышел. «Иса Бараев» исчез при невыясненных обстоятельствах между аэродромом и предполагаемым местом пребывания. Срочные поиски по горячим следам ничего не дали.

Из рукописи Федора Великосельского

Падал снег, и сходили лавины. Были дожди и талые воды. Медленно плыли ледники, и рождались на них ветры, и так было и год назад, и десять лет, и тысячу и много тысяч лет. Эти скалы видели гнев и тщету, ликование и печаль. И осыпи, и завалы были свидетелями этих печалей и радостей, их причиной и следствием.

Но силы природы и тщета человеческая не только пытались разрушить эти камни. Как катастрофа приходит после созидания, венчает его и подводит итог, так и солнце тысячи лет нагревало эти камни, а ночью приходил холод, и камень трескался, раскалывался, мельчал и становился песком и глиной.

Ветер приносил семена растений, и начинался великий круговорот: растения всходили, цвели и умирали, совсем как люди, удобряя собой скудную почву.

И становились останки трав, деревьев и людей, плодов труда их, ярости и любви тонким слоем, из которого всходила новая поросль, набухала завязь: начиналась жизнь и обрывалась, порой так не вовремя и некстати.

На озере Галан-Чож высоко в горах не бывал ОМОН. Редкие люди и спокойные звери приходили напиться к берегам его. Здесь пять веков, воплощенная в камне, стояла богиня Тушоли. В небесном реестре вайнахов она отвечала за плодородие. Двухтонная Тушоли высотой в несколько метров — мать людей. Вся нижняя часть статуи в следах сколов: женщины уносили с собой осколки пьедестала, чтобы забеременеть и родить сына.

В апреле, когда священные птицы удоды прилетали на равнины, выгонялись на пастбища стада и справлялся пышный праздник. Только в эту весну удоды не прилетели. А пастбища, противоестественные и мертвые, покрылись туманами, и на них упали черные дожди.

В день твой пришли мы,

Как в прежние годы,

К тебе, и ты счастья нам дай,

Избавь от горя, беды, недорода…

В том году на земле этой не должно было родиться ничего, а родившееся не несло в себе жизни, ибо круговорот вод был прерван и стал круговоротом беды. А люди, уходившие по перевалам, были оставлены своими богами, и чаша, что переполнилась, была чашей терпения, не отличимой от эмалированной солдатской кружки, привычной к поминальному столу.

…В древнейшие времена жители этих гор и равнин были христианами и находились в подданстве грузинских царей. Отпавшие от христианства, они обратились было к своим тотемам, потом христианство возвратилось, потом Магомет завладел их душами, но они праздновали и языческие, и христианские праздники, уже не помня их значения. А в горах и полях можно и теперь встретить множество маленьких медных крестиков.

Из Свято-Троицкого монастыря близ Владикавказа и духовного центра в Моздоке, где обучались дети их, шло христианство. Отсюда приносили материи на рубашку и штаны, и малую денежку.

В Великий пост, в известный вечер, собирались в доме недавно умершего, приносили кутью из пшена с медом, зажигали над ней свечу и, благословившись, ели. А в это время молодые женщины отправлялись подслушивать чертей, около речек и на пригорках, положив под пятку правой ноги горсть пепла или золы, и если в каком-то доме слышался плач, то это предвещало смерть хозяевам, а если где-то смеялись, то дом ждала радость.

Но смешались посты и праздники, и лишь приметы сбывались: каркали вороны, кричали сороки, сев на крышу дома, угли в очаге манили незваных гостей, а преждевременный крик петуха и кудахтанье кур на насесте сулили только зло, и оно приходило, и не было уже очагов и сараев, в пустые глазницы окон глядела ночь, и это была ночь беды.

В 80-х годах XV века Ших-Мурза, владелец Окоцкий, пришедший служить в крепость Терки, направил в город Москву к царю Федору Ивановичу послов, а в 1645 году русскому царю присягали в верности мичкизяне, шаибутяне, бауагунцы и другие чеченские общества.

Но Шамиль знал, что говорил: «Скорее горец отступится от ислама, нежели от своего обычая, хотя бы этот обычай — ходить без рубахи».

И звали главного бога вайнахов Дали. И был богом грома и молнии Стел, и была матерью Луны Кинч, и покровительницей войны — Молыз, богиней вод — Хиннана и богиней ветров — Фурке.

И было названо древнейшее поселение вайнахов Цьой-Пхьеда. Город Мертвых…

Подвал мой совсем неплох. Три метра в ширину и два в длину. Стены выложены кирпичом. Пол бетонный покрыт досками. Когда-то они были покрашены, но это было так давно, что маляра нет уже, должно быть, на свете. А может быть, это сам хозяин дома, крепкий старик, справедливый страж этого подвала. Метрах в трех с половиной наверху — люк.

Меня не приковывали к массивному стальному кольцу, вмурованному в бетон пола.

— Если попробуешь бежать, Стелу отдам бойцам. Пусть порадуются. Потом сожжем ее у тебя на глазах, прямо на огороде, — объяснил мне дед.

Больше он ничего не говорил и не приходил. Пищу мне бросают сверху. Хлеб, вареную картошку.

Параши здесь нет, есть сток. Мое дерьмо падает в отверстие в углу, и его уносит какой-то ручеек. Должно быть, здесь перебывало немало кавказских пленников. Узники расписывались на стенах, потом все надписи старательно уничтожались. Сокрытие оперативной информации о персоналиях. Мудро. Одно слово, написанное и прочтенное, может дать нить. А потом полетят головы, не говоря об ушах в полиэтиленовых пакетах… Но из нужниковой этой ямы несет, и я каждый раз закрываю ее фанеркой.

Подвал относительно теплый, и если укрыться солдатским одеялом, то и войлок на нарах ощущается как полноценный матрас. Войлок вообще отличная вещь. Он живой. Без него мне бы пришел конец. В подвале полная темнота. Но раз в сутки открывается люк, а если кто-то решит спуститься вниз для беседы со мной, то загорается переноска наверху. Впрочем, такое случалось дважды за все время. Я потерял счет дням, и сны, что приходят ко мне, не знают счета часам. Не отличить ночных снов от дневных.

Я немыт и болен. Одежда моя несвежая — главная причина тоски. Я уже не помню, зачем пришел сюда и как попал в подвал. И только тончайший луч света, что проникает иногда в щель крышки люка, когда она сверху не замаскирована старым хламом, связывает меня с прошлым. Все и началось со снов, предутренних и неверных.