– Сейчас с вами будет говорить Брайан Катценберг…

Это мой агент! Самый настоящий литературный агент! Но если я сейчас буду с ним разговаривать, то точно опоздаю за Мейбл, причем опоздаю намного. Приходится принимать оч. непростое решение.

– Мне сейчас неудобно разговаривать. Можно я перезвоню вам минут через двадцать? – прощебетала я в трубку, пытаясь намазать заменитель масла на хлебец, накрыть другим хлебцем и запихнуть все это в пакет с герметичной застежкой (а делать это одной рукой, любой подтвердит, я не вру, катастрофически неудобно.).

– Это насчет вашего сценария.

– Но я сейчас… Я на совещании! – Интересно, как я могу быть на совещании и в то же время сама сообщать об этом по телефону? Обычно о таких вещах приходится слышать от секретаря или помощника, так как человек, который и правда на совещании, по идее, просто не может говорить об этом сам.

Дальше был марафон за детьми в школу. Всю дорогу меня распирало желание перезвонить секретарше мистера Катценберга и спросить, в чем, собственно, дело. Брайан предложил мой сценарий уже двум продюсерским компаниям. Обе его отвергли, в смысле – сценарий. Но на этот раз, быть может, рыбка все-таки клюнула?

В какой-то момент я чуть было не позвонила Катценбергу – даже придумала, что можно соврать насчет внезапно закончившегося «совещания». Но все же решила, что гораздо важнее вовремя приехать за Мейбл. Это, кстати, характеризует меня как заботливую, ответственную мать. Мне ну о-очень захотелось подумать о себе что-то хорошее.

16:30. Хаос возле школы оказался еще более густым, чем всегда. Примерно как на картинке в книге «Где Уолли?»[2]. В одну мельтешащую кучу смешались десятки женщин с «леденцом»[3], младенцы в колясках, водители накрепко застрявших в пробке доставочных грузовичков, оч. умные и потому дико заносчивые мамаши на внедорожниках, мужчина на велосипеде и с контрабасом за спиной, а также многочисленные мамаши попроще – тоже на велосипедах, с передними багажниками, полными малышни. Улица была забита наглухо, пока какая-то растрепанная женщина не промчалась по мостовой с неистовым криком:

– Назад! Все назад! Поворачивай! Ни одних толковых мозгов в этой свалке!

Вообразив, что впереди, по-видимому, произошла какая-то ужасная авария, все – я в том числе – стали сдавать назад, выезжая на тротуары и в скверы, чтобы освободить проезжую часть для «Скорой помощи», пожарных, саперов и машин других экстренных служб. Я пыталась разглядеть, что же творится впереди. Но вместо «Скорой» по только что расчистившемуся проходу с ревом промчался черный «Порше». За рулем сидела модно одетая молодая женщина, рядом с ней на переднем сиденье я разглядела аккуратно причесанного и ухоженного мальчугана в пошитой на заказ школьной форме.

К тому времени, когда я наконец добралась до крыльца «нулевых классов», из всех подготовишек там топтались только Мейбл и ее приятель Телониус (за ним, впрочем, уже приехала его мать).

Мейбл посмотрела на меня большими серьезными глазами.

– Привет, старушка, – снисходительно приветствовала она меня.

– А мы уж гадали, куда вы запропастились! – так приветствовала меня мама Телониуса. – Вы что, опять забыли, что должны ехать за дочерью?

– Нет. Ха-ха-ха! – изображая веселую непринужденность, пояснила я, заметив удивленный взгляд матери Телониуса. – Ну, до свидания. Мне нужно торопиться, еще надо Билли забрать.

Каким-то чудом мне удалось довольно быстро усадить Мейбл в машину. Это было нелегко: пришлось согнуться в три погибели, а потом еще застегивать ремень безопасности, для чего шарить рукой в мусоре между спинкой сиденья и дополнительной детской подушкой[4].

Первым, кого я увидела возле корпуса начальной школы, была Лучшая Мамочка Класса, Безупречная Николетт (безупречный дом, безупречный муж, безупречные дети; единственным, что было в ней не безупречным, так это имя, которое родители выбрали для нее, скорее всего, задолго до того, как появились в продаже популярные пластырь и жевательная резинка от табачной зависимости). Прекрасно одетая, с идеально уложенной прической, Николетт стояла в окружении других школьных мамаш, держа в руках идеально подходившую к костюму (хотя и очень большую) сумку. Я подошла к группе и прислушалась, в надежде услышать последние школьные новости. Как раз в этот момент Николетт раздраженным жестом поправила волосы (при этом едва не выбив мне глаз окованным железом уголком сумочки) и сердито сказала:

– …Я спросила, почему мой Аттикус до сих пор играет в защите. В последнее время он приходит домой буквально в слезах, до того ему хочется играть в нападении, – а этот мистер Валлакер мне и заявляет: «Потому что ваш сын ни на что другое не способен». Представляете?!

При этих словах я невольно бросила взгляд в сторону источника проблемы – нового школьного преподавателя физкультуры – высокого, подтянутого, коротко стриженного, примерно одного со мной возраста или чуть моложе. Мне он показался немного похожим на Дэниела Крейга. Учитель стоял неподалеку, мрачно наблюдая за группой хулиганистого вида мальчишек, которые делали приседания на краю футбольного поля, потом вдруг засвистел в свой свисток и крикнул:

– Эй! Достаточно! Марш в раздевалку, иначе получите желтую карточку!

– Ну, вы видели?! – Николетт с торжеством повернулась к нам, а мальчишки нехотя построились в подобие колонны и потрусили к школьному зданию, на ходу выкрикивая «ать-два, ать-два» в такт шагам, а мистер Валлакер подсвистывал им в свой свисток.

– А он ничего!.. Симпатичный, – заметила Фарция. Из всех классных мамаш она нравится мне больше других. Фарция умеет правильно выстраивать приоритеты и всегда знает, что в данный момент важнее.

– Симпатичный, но женатый, – отрезала Николетт. – И дети есть, хотя по его виду подобное трудно предположить.

– Кажется, он хороший знакомый директора, – подала голос еще одна мамаша.

– Вот именно! – с упором отозвалась Николетт. – Хотела бы я знать, он хотя бы закончил какие-нибудь преподавательские курсы или…

– Мама!.. – Я обернулась и увидела своего Билли: маловатая в плечах курточка, темные волосы всклокочены, хвостик рубашки выбился из штанишек. И еще – знакомый взгляд темных глаз, в которых застыла мировая скорбь. – Мама, меня не взяли в школьную сборную по шахматам!

– Это ничего не значит, – быстро сказала я, слегка обнимая сына. – Победы, соревнования вовсе не главное. Главное – кто ты есть на самом деле, правда?