Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мэтт Салливан?
— Да, это я!
Голос был не очень уверенным. Как у ученика, которого учительница застала спящим во время урока.
— Меня зовут Клара Редфилд, я из отдела розыска пропавших. Ты брат Хитер?
— Да!
— Где ты сейчас? — спросила Клара.
— Во Фриско…
— Когда ты последний раз видел сестру?
— Месяца три назад.
— Три месяца? — удивилась Клара.
— Да. Видите ли, я не живу дома. Отношения с родителями у меня, прямо скажем, не очень…
— А вы с тех пор общались?
— Да, мы говорили по телефону примерно раз в две недели, — с сожалением сказал Мэтт.
— Ты знал, что она участвовала в кастинге?
— Да, сестра мне говорила, но она не прошла…
— Это все?
— Ну да.
— Она звонила тебе в последние дни?
— Да. Сказала, чтобы я внимательно смотрел телевизор — меня будет ждать сюрприз. Больше ничего не стала рассказывать.
Клара нервно ходила по кабинету.
— Она должна была куда-то уехать?
— Не знаю. Может быть.
— Ты не мог бы попытаться припомнить какие-нибудь подробности?
Мэтт покопался в памяти, но без успеха.
— Нет, — сказал он наконец.
— Большое спасибо, Мэтт. Если ты что-нибудь вспомнишь, позвони мне. Я оставляю тебе свой личный номер.
— Ладно.
Мэтт записал номер телефона и повесил трубку. Он сделал не так много, но хотя бы что-то. Черт возьми, об этом снова говорят по телевизору!
На одутловатом красном лице сержанта Клегга выступили крупные капли пота. В руке он будто бы с опаской держал трубку. Ткнув ею в сторону Клары, он пробормотал:
— Лейтенант, мы на связи с одной из пропавших, малюткой Амбер!
Эд Дамер по кличке Чудак сидел в наушниках в подвале огромного заброшенного склада и слушал альбом группы «Мэрилин Мэнсон» «Антихрист-суперзвезда», поставив громкость своего MP-3-плеера на максимум. Он то неистово мотал головой взад и вперед во время быстрых пассажей, будто разрубаемых гитарными аккордами, то погружался в глубокую тоску, словно загипнотизированный голосом рокера-трансвестита. На стене перед ним располагалось двадцать два светящихся монитора, три телевизора и два компьютерных дисплея. На уровне живота Эда находился большой пульт управления. На нем, среди пакетов от чипсов и конфет, валялись MP-3-плеер, кольт «питон-357», заряженный пулями дум-дум с тефлоновыми наконечниками, и игровая приставка «Нинтендо».
Влажные глаза Эда остановились на одном из телевизоров, где мелькали мерзкие кадры английского «садо-мазо» — видеофильма из его коллекции. Картина уже заканчивалась, и на экране появилась женщина тридцати пяти — сорока лет, «стоящая в клетке в пышном наряде. Задержавшись ненадолго на невыразительном, ярко накрашенном лице, камера заскользила вниз вдоль ее тела до самых туфель на шпильках — кончики каблуков погрузились в мелкий гравий, на котором, как ни странно, она стояла. Потом мужчина, видимый только со спины, действуя очень медленно, привязал нисколько не сопротивлявшуюся женщину к решетке и прикрепил снаружи клетки, на уровне ее лица, деревянную планку. Наконец она наклонила голову вперед, высунула язык, положила на планку. Крупный план: мужчина берет молоток и одним точным ударом забивает в ее язык гвоздь. Слезы медленно текут по щекам женщины, однако она издает лишь слабый стон, в то время как кровь, алая и густая, льется из языка, прочно прибитого к планке. Камера снова опустилась к ее ногам, из-под которых вдруг ушло дно клетки, резко опустившись сантиметра на четыре. И еще на мгновение задержалась на шпильках, отчаянно скребущих по гравию в попытке выиграть несколько драгоценных миллиметров.
Черный экран. Никаких титров. Конец.
Эд множество раз видел эту сцену, но она ему не надоедала. Он называл ее «гвоздем программы». Эд даже посмеялся над своим каламбуром, один, в тишине подвала.
Ладно, подъем! Надо снова браться за работу, а то шеф приедет с минуты на минуту. Он вынул кассету из видеомагнитофона и спрятал ее в шкаф. Черт, весь пульт в крошках! Небрежно смахнув объедки, он встал, достал из громадного холодильника банку шипучки «Доктор Пеппер» и закурил сигарету с травкой.
Эд был из тех людей, которые, если можно так выразиться, попусту рта не раскроют. Однако погубил его как раз один из тех редких случаев, когда он не смог удержать язык за зубами. Но стоит признать, что, когда парень из Управления по борьбе с наркотиками приставляет к твоему виску пистолет на пустынной улице у Южного вокзала Лос-Анджелеса, вдохновение снисходит на тебя удивительно быстро.
Сейчас главарь «Взломщиков» — банды, к которой раньше принадлежал Эд, уже лежал в могиле. Он пал с оружием в руках, отстреливаясь от пытавшихся задержать его копов, а четыре других члена банды мирно проживали в отделении для малолетних преступников тюрьмы «Соледад». Эд пробыл там всего год, а потом был условно освобожден. Очевидно, новые работодатели Эда ничего не знали о его прошлом (хотя он был достаточно известен в своем кругу), иначе бы не предложили ему эту работу, за которую платили по-королевски. Получая шесть тысяч долларов в неделю, он не считал, что зря теряет время, даже если потом ему придется долго и тщательно скрываться. Скрываться ему не привыкать: он и сейчас в собственном квартале каждую минуту рискует погибнуть от рук братьев своих бывших сообщников. И его устраивало поставленное условие: ничего не рассказывать об этой новой работе. Да ему бы это и в голову не пришло, разве что перед лицом смертельной опасности!
Склонность к насилию проявилась у Эда Дамера очень рано. С малых лет он привык отвечать на насмешки сверстников ударом кулака в лицо. В какой-то степени это была защитная реакция, оказавшаяся весьма эффективной. Настолько эффективной, что никто больше не смел ему и слова сказать.
У него совсем не было друзей; он скитался из школы в школу; его одиночество росло — росла и ненависть. И еще чувство какой-то неудовлетворенности.
Еще подростком он узнал, что носит ту же фамилию, что и один из самых страшных психопатов, которых когда-либо знала Америка, — Джеффри Дамер. Этот юноша, гомофоб и расист, на чьей совести смерть по меньшей мере семнадцати человек — в основном чернокожих, — был одержим фантазией просверливать дыры в черепной коробке своих жертв и заливать туда кислоту из батарей, чтобы их «зомбировать». Некоторые выдержали несколько дней такой пытки. Джеффри Дамер, прозванный «людоедом из Милуоки», был осужден 17 февраля 1991 года на пятнадцать пожизненных заключений и три с половиной года спустя был убит своим сокамерником.
Эд восхищался этим человеком и прочел множество статей о его разнообразных «подвигах». Чтение подобных свидетельств помогало ему избавляться от внутренних комплексов.